Подвеску Слон не щадил, машину немилосердно трясло и швыряло на многочисленных ухабах. Ветер сносил пыль влево, на обочину, волоча тающий серо-желтый шлейф по клонящимся к земле метелкам травы. Следом, держась левой стороны дороги, чтобы не попасть в пылевое облако, дымил уставленной в небо выхлопной трубой «Урал». Заметив его отражение в боковом зеркале, Андрей не к месту подумал: «Если уважаемому Виктору Павловичу угодно именовать то, что находится в кузове грузовика, своим багажом, стало быть, сам грузовик можно смело считать чемоданом на колесиках».

Стрельников сидел впереди, держась одной рукой за приваренную к передней панели железную скобу, прямой, как палка, и смотрел прямо перед собой. Трость стояла у него между колен, и фигурная серебряная рукоятка весело сверкала в лучах послеполуденного солнца. Вблизи было видно, какая она массивная и как тонко, с массой мелких рельефных деталей, сработана. Так и подмывало рассмотреть ее поближе, потрогать, повертеть перед глазами. Вообще, Андрей давно заметил за своим компаньоном страсть к солидным, красивым, сделанным на века вещам и нисколько не удивился бы, узнав, например, что костюмчик, в котором он щеголяет в данный момент, лет сто назад был сшит для какого-нибудь британского полковника.

Не снижая скорости, они проскочили через поселок, смахивающий на декорацию к фильму ужасов, где среди разрушающихся дощатых строений слонялись немногочисленные субъекты, действительно похожие на зомби, и снова вырвались на оперативный простор. Над северо-западным горизонтом синела полоска невысокой горной гряды; длинные пологие холмы, похожие на застывшие океанские волны, чередовались с ложбинами, в море серебристой травы то и дело виднелись проплешины каменных россыпей. Стрельников достал тонкий серебряный портсигар, но курить не стал – видимо, вспомнил, что в машине присутствует несовершеннолетний да вдобавок еще и некурящий компаньон. Андрея подмывало поинтересоваться, как дела в Москве, уладил ли Виктор Павлович, как собирался, разногласия с конкурентами. Но он промолчал: коль скоро Стрельников прибыл на место в срок, все проблемы, надо полагать, были решены – несомненно, решительно и жестко, в фирменной манере упомянутого господина, под внешним старомодным лоском которого скрывался умелый и беспощадный боец.

Ехать пришлось довольно долго, без малого полтора часа. Незадолго до окончания этого срока, наполненного немилосердной тряской и оттого показавшегося втрое длиннее, впереди открылась свинцово-серая гладь океана с торчащими из нее черными клыками скал. Дорога подобралась к самому краю обрыва, и внизу, как на ладони, распахнулась небольшая уютная бухта. Почти круглая, с выходящим в открытое море узким горлом, она представляла собой идеальное укрытие от шторма, но крутые берега и чересчур узкий проход делали ее непригодной для стоянки больших рыболовецких траулеров, не говоря уже об океанских военных судах.

У берега, отчетливо белея на фоне темной глубокой воды, стоял корабль – не тральщик, не буксир или какая-либо другая рабочая посудина, а именно корабль. Наверное, это была яхта океанского класса – не новомодная быстроходная скорлупка с обводами реактивного истребителя, а именно корабль в привычном понимании этого слова, с гордо поднятым острым носом, высокой палубной надстройкой, опоясанной галереями прогулочных палуб, и солидным водоизмещением. От клотика до ватерлинии он был выкрашен в белый цвет и издалека напоминал воплощенную мечту.

– Ого, – снова опередив Андрея, изумленно протянул Женька Соколкин. – Это что, наше? Мы на этом, что ли, поплывем?

– Плавает дерьмо, – вертя баранку, назидательно сообщил Слон, – а моряки ходят.

Стрельников повернул голову и несколько секунд молча смотрел на него.

– Это ж не я придумал, так на флоте говорят, – торопливо, с виноватыми нотками в голосе добавил Слон.

– Тоже мне, Синдбад-мореход, – фыркнул Моська. – Где ты, а где флот?

– Мы на этом пойдем? – сделав необходимую поправку, нетерпеливо повторил Женька.

– Совершенно верно, – подтвердил Стрельников. – На этом.

– А это что?

– Это – дизель-электроход, – сказал Виктор Павлович. И, подумав, добавил: – Грубо говоря. Называется «Глория».

– Надо было назвать «Эспаньолой», – сказал Андрей. Удержаться было просто невозможно. – Помните: как вы судно назовете, так оно и поплывет?

– Вообще-то, мне это глубоко безразлично, – сказал Виктор Павлович. – По-моему, «Глория» – неплохое имя для корабля. Звучное.

– «Глория» по-русски значит «слава», это вам запомнится легко, – процитировал Слон, которого, судя по всему, долгое пребывание вдали от грозного работодателя основательно расслабило.

– Совершенно верно, – кивнув, спокойно повторил Стрельников. Судя по нулевой реакции на выходку Слона, старая дворовая песня, повествующая о злосчастной судьбе одноименного парохода, который перевозил лошадей и затонул, наскочив на мину, была ему неизвестна.

– Типун тебе на язык, – сказал Моська Слону, демонстрируя близкое знакомство с дворовым фольклором.