Я пробовала объяснить это врачам, но по глазам видела: им это неинтересно. Они хотели бы услышать рассказ о моем детстве, юности.

Психиатры свято верят в свои теории. Они считают, что все происходящее — метафора. Нет такой тайны, чтобы они не докопались до сути. Или они безнадежные оптимисты, или самые запуганные люди на земле — я для себя не могу решить, на чем остановиться. Все они хотели знать, как это началось. Мне надоело каждый раз говорить, что я не помню. Мы с Маржи воровали с детства — называли это «взять в залог». Мать никогда не давала нам и пяти центов на расходы, поэтому приходилось воровать леденцы и жвачку в аптеке. Мы хорошо знали аптекаря, мистера Мэгони. Он обычно предлагал матери брать лекарства в кредит и все в таком роде. Все женщины квартала шли к нему, когда у них было кровотечение или болели дети. Если мы приходили в аптеку простуженные, он обязательно сопровождал нас прямо до дома и предупреждал мать.

После того как я украла у Эдит, воровство стало моим тайным хобби. Я брала открытки с нарисованными на них жирными птичками в магазине канцелярских товаров, резные стеклянные солонки и перечницы в магазине подарков. В отделе самообслуживания, в супермаркете, я припрятывала в сумочку коробочки с леденцами от кашля. С удовольствием думала, что если кто-нибудь неотрывно будет смотреть на меня, то все равно не увидит, что я делаю.

Временами меня охватывал страх. Представляла, в каком буду ужасном положении, если меня поймают. Для Джона это станет потрясением. Он сгорит из-за меня со стыда. Конечно, расскажет Лоррен. Я знала, что у меня какие-то серьезные нарушения, но надеялась, что смогу сама от них избавиться, что хватит силы воли. Решила завести себе друзей. Все мои странности из-за постоянного одиночества. Я катила коляску по парку рядом с домом и улыбалась всякой женщине, смотревшей в мою сторону. Никогда в жизни я так не старалась найти друзей. Дома меня все знали. Я была просто Бреннан. В парке я отвлекала женщин от их обычного времяпрепровождения и донимала их расспросами. Где вы живете? Чем занимается ваш муж? Сколько лет ребенку? После нескольких минут общения в таком духе люди начинали нервничать. Когда я катила коляску с Джоном домой, понимала, что отпугнула человека. Чтобы не чувствовать унижения, нужно украсть какую-нибудь мелочь.

Потом приехали новые соседи. «Не теряй надежды», — приободрила я себя, стоя перед окном гостиной и наблюдая, как разгружают фургон с мебелью. Нельзя сказать, что она была подобрана со вкусом. Какая-то мешанина: стулья, обтянутые розовым атласом с бахромой, двухъярусные кровати и старомодный буфет. Высокая женщина с темными вьющимися волосами присматривала за разгрузкой, улыбалась и выразительно жестикулировала. Она выглядела элегантной даже в дешевых хлопчатобумажных штанах и тапочках, высокая и гибкая, как кинозвезда сороковых годов, с пухлыми губами, головной повязкой ярко-голубого цвета.

Подождав день, я постучалась в ее дверь. Скоро то же самое сделает и она — нанесет мне визит вежливости. Обычно в таких случаях вы приносите пирог или картофельный салат, представляетесь, даете новой знакомой советы по лечению детей и чистке одежды, рассказываете, как найти почтовое отделение. Некоторое время мы с новой соседкой разговаривали через дверь, потом она открыла, посмотрела на меня, на тарелку печенья с изюмом в моих руках и сказала: «О, ну конечно, входите».

Ее звали Джуди Дженнаро. Гостиная была завалена коробками и Бог знает чем еще. Освобождая для меня место на диване, рассказывала, что она из Южной Филадельфии. Ее муж там работал в компании «Кэмпбелл Соуп», получил повышение по службе и настоял на переезде. «Поэтому мы здесь», — добавила она, указывая на беспорядок в комнате. Она оставила тарелку с печеньем на столе. Пока мы разговаривали, одна из ее дочек отвернула вощеную бумагу, схватила четыре или пять штук печенья и выбежала. Джуди наблюдала на ней молча. Я с трудом сдержалась, чтобы не отодвинуть тарелку подальше, когда малышка появилась снова.

Я застала Джуди за устройством аквариума. «Вы не будете возражать, если я поработаю, пока мы говорим?» — спросила она. Я начала рассказывать ей о китайской прачечной, где великолепно стирают рубашки Джона. «Угу, — поддакивала она мне не особенно заинтересованно. — А посмотрите на этого. Морской Ангел!» Дома у нее было, как после кораблекрушения, но она весь день только и делала, что открывала пакеты с камешками всех цветов радуги и выпускала рыбок из банок для детского питания. На следующее утро я развешивала белье на заднем дворе. Сушилкой мы пользовались только в дождливые или морозные дни. Сначала Джон не хотел натягивать веревку для белья, потому что оно будет у всех на виду, а потом ему понравился запах простыней и полотенец, высушенных на улице. Я заметила: Джуди машет мне из окна. Помахала ей в ответ с чувством внезапного облегчения. Наконец хоть кому-то в этом проклятом мире я понравилась. Не успела освободить корзину с бельем, как у изгороди между нашими дворами появилась Джуди и спросила: «Когда закончишь, заглянешь ко мне?»

С Джоном-младшим в коляске и девочками Джуди впервые мы отправились на прогулку. Казалось, даже мой малыш понимает, какой это необычный день. Он сидел выпрямившись, что-то лопотал и пускал слюни. Джуди звала его «принц толстяк». Меня это немного задевало: я сама была толстушка. Впрочем, надо заметить, ему такое прозвище подходило. В парке мы отправляли девочек на качели. Было приятно осознавать, что женщины на нас смотрят. Джуди, с ее размашистой походкой, громким смехом, шумным общением со своими тремя девочками, нельзя было не заметить. Наш день закончился в аптеке у стойки с газированной водой, где Джуди пила черный кофе, а я после колебаний заказала шоколадное мороженое.

Вскоре вокруг Джуди образовался кружок женщин, тех самых, которые относились ко мне с пренебрежением. Она не меньше, чем я, хотела завести с ними знакомство; и это у нее получилось, благодаря ее необычности. Выходило, что не она стремилась завоевать их внимание, а они. Я начинала замечать, как они перенимали у Джуди ее жесты и выражения. Она любила говорить «смертельно» и «убийственно». Если ей что-то не нравилось, говорила «меня это сразило». Когда она о чем-то напряженно думала, покусывала большой палец. Тогда мы все еще носили платья, а она ходила в облегающих черных брюках. И это задолго до моды на них.

Одним из своих поступков Джуди доказала, что имеет право быть лидером. Она сама, без мужа, купила «кадиллак». Они с Томом давно подыскивали машину, но не находили того, что хотели. Утром, по дороге в магазин продуктов, Джуди остановилась у стоянки, увидела как раз ту машину, которую искала, поторговалась и купила прямо на стоянке. Она заплатила черт знает сколько. На весь квартал разносились поздравления и возгласы одобрения. «Чертовы итальянцы», — выругался Джон. Но Джуди все-таки получила свою машину. Все мы были преисполнены к ней признательностью. Любая из нас, скорее, поехала бы в Париж без разрешения мужа, чем купила бы без его ведома машину, тем более «кадиллак».