– Что?

– Все это страшная тайна, пусть все останется между нами. – Джон только что вспомнил, что Амазонки сбежали из дома, чтобы предпринять ночную атаку на остров.

– Ну ладно, – согласилась мама. – По-моему, миссис Блэккет и так хорошо знает, что за сорвиголовы ее детки. Я ей ничего не скажу. Но все равно я очень рада, что все это уже позади. И вы больше не должны плавать по озеру ночью. Обещаешь?

– Обещаю.

– Кстати, не забывай, что у вас осталось всего три дня. В конце недели мы должны будем вернуться домой. Будет очень жаль, если до этого двое или трое из вас ухитрятся утонуть.

– Всего только три дня… – протянул Джон.

– Вряд ли такая хорошая погода продержится дольше. А когда погода испортится, вам все равно придется уезжать с острова. Не очень-то весело будет, если отряд отважных исследователей превратится в стаю мокрых мы шей. Я по себе знаю, каково это. Так что у вас есть целых три дня. На следующий год мы снова приедем сюда. Ты точно не хочешь, чтобы я написала миссис Блэккет о том, что ты не трогал баржу?

– Точно не хочу.

– Отлично. Заходи в дом, поздоровайся с Викки и выпей чаю.

Как только коричневый парус «Ласточки» скрылся за Дозорной высотой на северной оконечности острова, матрос Титти и юнга Роджер покинули бухту Первой Высадки и направились в гавань.

– Разве здесь можно говорить по секрету? – удивился юнга.

– Любое место подходит для того, чтобы там говорить по секрету, – отозвалась Титти. – И вообще, мы залезем на мою скалу, с которой я видела птицу – она кланялась и летала под водой.

– А эта птица там будет?

– Я не знаю. Может, и будет.

– Тогда при ней нельзя будет рассказывать секреты.

– Можно. Птица не считается – она ведь никому не сможет проболтаться.

На всем острове нет никого, кроме нас и боцмана, а боцман пришивает пуговицы. Сколько пуговиц ей нужно пришить?

– Целую кучу, – фыркнул юнга. – По одной на каждый рукав, а потом все остальные – они отлетели, когда я пытался надеть обе рубашки одновременно.

– Значит, она будет возиться долго, – подвела итог матрос. – Так что гавань может считаться таким же подходящим местом для секретного разговора, как и любое другое. Идем на скалу. Снимай сандалии и носки.

Они разулись и оставили обувь на берегу, а потом босиком побрели по мелководью к большой скале, ограждавшей гавань слева. Забравшись на скалу, матрос и юнга уселись на камень, свесили ноги и принялись любоваться блестящей рябью на озерной воде.

– Здесь нас может увидеть кто угодно, – заметил юнга.

– Зато никто не может подслушать, – возразила матрос.

– Так про что этот план? – поинтересовался Роджер.

– Про сокровище, – ответила Титти. – Только ты должен пообещать, что возьмешься за это дело вдвоем со мной…

– И никого больше?

– И никого больше.

– Даже Сьюзен.

– Никого. Мы поплывем на необитаемый остров – по-настоящему необитаемый остров, а не на этот – и выкопаем там сокровище, зарытое пиратами. Мы долго не сможем его найти – так всегда бывает. Но потом, наконец, удар наших кирок станет отдаваться гулким эхом, и на песок вывалятся сотни золотых пиастров.

– И где же этот остров?

– Ты еще не пообещал, что поедешь со мной. Искатели сокровищ говорят о таком только друг другу. Если я скажу тебе, а ты не пообещаешь молчать, ты можешь пойти и рассказать об этом пирату или кому-нибудь еще.

– Я не расскажу.

– Ну, так ты поедешь?

– Хорошо, – согласился юнга.

– Нет, ты поклянись. Если делать все как полагается, то мы должны были бы написать клятву на бумаге и ты должен был бы подписаться собственной кровью. Ты не побоишься проколоть палец?

– Не побоюсь, – решительно заявил Роджер.

– Ты пообещаешь пойти со мной?

– Да.

– Тогда наклонись немного вот сюда. Согнись еще немного, чтобы можно было заглянуть вон под ту ветвь. Вон тот остров.

– Но это же Бакланий остров!

– Это и Остров Сокровищ тоже.

– Откуда ты знаешь?

– Я слышала, как пираты зарывали там свои сокровища прошлой ночью, когда я была на «Амазонке».

– Настоящие пираты?

– Конечно, настоящие. Они ругались прямо по-страшному.

– И сокровище тоже настоящее?

– Конечно, настоящее. Я слышала, как они сказали, что оно очень тяжелое.

– И как же мы его унесем, если оно такое тяжелое.