– Да, ваш костюм готов, – услышал он в трубке бодрый женский голос в ответ на свое нечленораздельное бормотание.

Костюм?! Впрочем, не вдаваясь в подробности, костюм сейчас был бы как нельзя кстати. Он выбежал из дома и, пробежав квартал в прожженных сзади штанах, очутился возле химчистки-прачечной. Вошел, неся впереди себя квитанцию, как доказательство своей законопослушности: вот, мол, не просто так пришел отвлекать вас от дел, а по законной квитанции.

– Гражданин Мудиев, ваш костюм готов, – почему-то со строгостью блюстителя порядка произнесла работница, взяв у него квитанцию и внимательно изучив ее.

Таким образом, слава Богу, на пятой странице рассказа неудачливый наш смертник приобрел хоть какое-то имя, а то автор уже начинал беспокоиться, путаясь в местоимениях.

Надев тут же, в примерочной химчистки, костюм, который пришелся ему так впору и так изменил весь убогий внешний вид гражданина Мудиева, что он, гражданин Мудиев, моментально преобразился, да так, что впору под венец такому преображенному. Он вышел очень довольный, невольно улыбающийся до ушей, и на улице от избытка чувств похлопал себя по щеке, не без тайной, однако, мысли убедиться, что это на самом деле он, что он здесь, что это с ним происходит. Убедившись, в чем хотел, он в то же время с легкой досадой ощутил под рукой грубую, двухсуточную небритость. И тут же отправился в баню. Совсем недавно, охваченный мрачными мыслями и пронзающей все существо его зубной болью, он не успел перед смертью побриться, помыться и сменить белье, так торопился умереть. Но теперь… Теперь все изменилось, и гражданин Мудиев бодро шагал в знакомую сауну, где восхитительно-говорливый брадобрей принял его многострадальную, как армянский народ, рожу в упоительно-горячий компресс, потом ту же многострадальную шершавую рожу намылил и ее же, усеянную ранними страдальческими морщинами, побрил, после чего гражданин Мудиев был отпущен на свободу, но свободой своей воспользоваться не захотел, а даже совсем наоборот – полез в душную парилку и выкупался до одури. Процесс такого купания был, однако, несколько омрачен в самом своем начале кольнувшим сердце нехорошим предчувствием, но он, отвлекшись на секунду на это нехорошее, больше к нему не возвращался, энергично от него отмахнувшись. «Теперь все будет хорошо, – думал он под ритм какой-то собачьей музыки, создаваемой молодыми импотентами от музыкального творчества, – теперь все будет хорошо».

И правда, когда он вернулся домой и телефон работал, и свет горел и даже пошла вода, непривычно чистая, прозрачная, видимо, отдавшая свою ржавчину нетерпеливым соседям. Так что, вполне можно было бы и дома искупаться, подумал вдруг непривычно экономно гражданин Мудиев.

Один только непорядок и наблюдался в квартире, что следы недавнего, неудавшегося самоистребления через повешение. Но не успел недовешенный подумать об этом, как в дверь постучали, вошел мастер из жилищной конторы и молча, ненавязчиво, как дух видимый, но не слышимый, принялся за дело, которое и закончил в полчаса, добившись блистательных результатов: потолок был, как новенький, крюк находился на своем прежнем месте, будто приглашая повторить попытку, мало того, люстра, полгода ожидавшая своего повешения в углу комнаты и оставленная позади нетерпеливым хозяином, прошедшим вне очереди, была все ж таки повешена, как ей и следовало, и к тому же подключена к электропроводке, так что, вошедший в комнату из кухни гражданин Мудиев был временно ослеплен светом восьми ярких ламп, одновременно сиявших на ней, повешенной.

Что-то бурча, грустно глянув на хозяина и не взяв предложенных денег, работник отправился восвояси, уж неизвестно, вешаться ли пошел или в окошко сигать в таком настроении, а опешивший в очередной раз за этот долгий день гражданин Мудиев уселся перед неожиданно заработавшим телевизором и стал думу думать, когда вдруг услышал объявление о реанимированной государственной лотерее. Было уже поздно, ночь. Все нормальные люди спали. Ненормальные тоже, видимо, спали, наевшись слабо заправленной пшеном больничной каши. Завтра куплю, подумал гражданин Мудиев, уютно кутаясь в теплое одеяло, и поняв вдруг, что в комнате сделалось значительно теплее, чем обычный собачий холод, и услышал шум льющейся воды в трусах системы отопления. Отопление, которого не было девять лет… Ну, и так далее. Одним словом, повезло там, повезло здесь. И пришло везение – открывай ворота, как гласит народная мудрость. Или не гласит. Молчит. Неважно.

Итак, гражданину Мудиеву стало везти. Невероятно, чудовищно. Будто невезение, всю жизнь его преследовавшее, скопившись в критическую массу, взорвалось и стало давать обратные результаты.

– Жить стало хорошо, жить стало весело, – как сказал когда-то вождь всех народов, и гражданин Мудиев был благодарен ему за то, что он сказал.

Удачи одна за другой, собравшись за спиной гражданина Мудиева в очередь, преследовали его, порой расталкивая друг друга локтями и наваливаясь на объект своего обожания скопом. Деньги текли рекой, он выигрывал в различные лотереи, выигрывал в карты в довольно богатых компаниях, видимо, богатеи соскучились по тому, что давненько никто их не драл как липку, любая финансовая операция, куда совал свой любопытный и удачливый нос гражданин Мудиев, была обречена на успех. А женщины! Надо ли говорить, что эти порхающие и стремящиеся существа при виде нашего героя порхали и стремились? Они трепетали и переливались всеми красками вокруг гражданина Мудиева, подобно пестрым бабочкам в произведениях писателя Набокова. Не была забыта и жена. Солидные суммы, посылаемые ей на содержание престарелых и недалеких родителей, сыгравших немалую роль в расторжении их с гражданином Мудиевым союза, звучали (если только деньги могут звучать… а почему бы и нет? Еще как могут.) укором ее скороспелому и необдуманному решению.

С таким невероятным везением наш уважаемый везунчик стал даже подумывать, а не баллотироваться ли в парламент? Что же, в самом деле, он глупее их, что ли? Слыхал, слыхал, какие проблемы там обсуждаются, обхохочешься…

Порой, довольный своей теперешней жизнью, он вспоминал, как жил раньше собачьей жизнью, сколько мыкался в поисках хоть какого-то заработка, сколько рабочих мест поменял, кем только не работал, чтобы иметь самое необходимое ему одежду: конечно, куда им было еще детей заводить? И правильно делала жена, что не рожала, он бы тогда гораздо раньше полез бы в петлю…

Вспоминал, лежа на роскошной софе, покрытой настоящей тигровой шкурой, эпизоды из своей прежней, такой недалекой – и в то же время будто вечность пролетела – невезучей жизни. Как-то даже пришлось недолгое время проработать ночным сторожем в маленькой парикмахерской на окраине города. Тут же половина помещения была отдана под магазинчик парфюмерии, и он, значит, был больше сторожем при магазине, чем парикмахерской, и пропах этой самой парфюмерией, казалось, до конца своих дней. Он даже имя парикмахера помнил – Алимансур. Здоровенный был тип, лет тридцати с лишком, выпить был не дурак. Он приходил по утрам, злой с похмелья, удрученный отсутствием постоянных клиентов, насильно, не принимая во внимание отговорки, усаживал гражданина Мудиева и тренировался на нем – брил его дрожащими руками опасной бритвой.

– Прошу тебя, Алимансур, не брей меня, – просил гражданин Мудиев. – Вчера ты пришел такой сердитый, и пока брил, я со страху чуть Богу душу не отдал.

– Садись! – строго приказывал брадобрей, дыша перегаром.

Из-за этого ежедневного бритья, оставлявшего на лице его следы кровавого сражения, гражданин Мудиев и был вынужден покинуть свое место. Интересно, как там теперь пьяный Алимансур поживает? – подумал аккуратно выбритый гр. Мудиев, лежа на софе перед телевизором, – надо бы навестить его, денег дать.