В сборном отделении Бутырки я насчитал 70 «стаканов». В тюремном замке (официальное название нашей тюрьмы – архитектурного памятника XVIII века, архитектор М. Ф. Казаков, смотри доску на стене административного здания) до полутысячи «стаканов», если не более. «Стаканы» спроектировал не Казаков. Они – детище советской власти и ее наследников.

Некоторые «стаканы» используют для хранения швабр, ведер, матрасов, другого хозяйственного инвентаря. К наезжающим проверкам на неиспользуемые «стаканы» стыдливо клеится надпись «шанцевый инструмент». Мертвых закапывать?… Когда я не собирался работать в Бутырке, а был в ней на экскурсии, мне показывали «стакан», где чего-то ожидал арестованный Берия. Неправда! Берию застрелили в его доме. Коллеги по работе организовали.

В «стаканы» запирают не только ожидающих, например, приема врача, но и возбужденных больных, нуждающихся в инъекции, «резинке», фиксации. В отличие от «резинок» в «стаканах» не раздевают донага. В «стакане» можно успеть придушиться штанами или вскрыться (лезвием «мойки» порезать до крови предплечья). «Стаканы» требуют внимания инспектора.

Элтон набросился Дон Кихотом на «стаканы». Но без оных невозможно нормальное функционирование тюрьмы или тюремной психиатрической больницы. Они удобны при вечной недостаче контролеров.

Опасаясь, что за что-нибудь достанется и мне, а не только инспектору за «стаканы», бегом несусь мимо Элтона, спускаюсь на третий этаж. Там в таблеточной строчит псевдодневники (без осмотра больных) терапевт Викинговна. Присаживаюсь с деланым интересом около. В проем двери вижу стоматолога Аркадия, осчастливевшего удалением двух хроников. Он опять запевает: «Я только удаляю». Второй куплет про сражение с неизвестным мне противником за стоматологическое кресло и инструменты. Дантист без ключа от камер. Ключи у отсутствующего на посту контролера. Аркадий стоит и сторожит двух больных. «Посадите их в «стаканы», – зло советую я. «Нельзя. Мих. Ник. запретил: «Это унижает человеческое достоинство». – «Да я и не пойду в «стакан», – с достоинством отзывается душевнобольной.

И у благородства есть время. Дантист не выдерживает. Бросает больных и уходит. В таблеточной за столом строчит истории Лала Викинговна. Я подле на кушетке с нетерпением ожидаю окончания рабочего дня. Через раскрытую дверь видны перетаптывающиеся убийцы (у обоих 105-е статьи). Ждем контролера.

Время – без двадцати три (в пятницу работаем до трех). Я колеблюсь, не закрыть ли убийц в «стаканы». Запрещено! Унижает достоинство. «Да я и сам не пойду!» Оставляю женщину с двумя убийцами и ухожу. Рабочий день закончился.

Хасанов, уходя на общий корпус, шепнул мне: «Могу ли я передать пахану Бутырки, что при необходимости вы нужную справку черкануть для пацанов готовы?»

Я растерянно промолчал.

В больнице крупная пьянка. Повод – день рождения 67-летней медсестры Альбертины Михайловны (A. M. взялась завидовать мне и регулярно расписывается напротив моей фамилии в зарплатной ведомости). Итак, ПБ загудела. Элтон и вышедшая на работу Окунева отчего-то улизнули после трех рюмок спирта – выдавала изрядно нализавшаяся старшая медсестра И. В.

Распустились. Грязно шутили. «Выздоровевший» Чингис щипал попу не пившей Лены Фимовой (она за рулем до Тулы, далее к Бутырке электрички и метро).

До меня донеслось фимовское: «Я уже предупредила, так что не получится». Она всегда защищает Чингиса!

Чингис упился. Спустился в процедурную четвертого этажа пить из ампул витамин В1, «чтобы не пахло». Оставшиеся за столом оба фельдшера, медсестры Люба и Марина (из Саратова) уговаривали старшую не жадничать и принести еще спирта.

На следующий день психбольница была пуста. Встретилась одинокая именинница с тремя шприцами. Элтон строчил рапорт на Чингиса, что вчера тот «бездельничал». С Элтоном – понятно, он жил в больнице. Слабые на похмелье женщины-врачи, не жившие в больнице, после дня рождения Альбертины Михайловны на работу не вышли. Чингис ушел к Гиммлеру и «капал» там на Элтона. Вечером он попросит у меня четыре-пять историй, чтобы «отписаться, что работал». Дневники, как водится, кропались без вызова больных. Вчера Окунева по приказу экса спрятала от Чингиса истории болезней II-го (хронического) отделения, чтобы лишить его возможности сделать записи, подтверждающие, что он «работал». Апогей конфликта.

Сидим с Чингисом, сплетничаем про Хучелидзе, который то один, то для развлечения с кем-нибудь еще (Жидаевым) третий год коротает уклонение от уголовной ответственности за серию убийств в камере, смежной с кабинетом Элтона. Хучелидзе в открытую говорил мне и Чингису, что, помимо платы за мобильник, ежемесячно платит четыре тысячи рублей за «номер с удобствами». «Он и Мих Нику ежемесячно отваливает», – зло подводит итог Чингис. Полуправда(?) переходит в паранойю: «Кстати, вы ключи из кармана у меня не брали?… Значит, он вытащил. Он (Элтон) еще и не на то способен!» Вспоминаю, как недавно Чингис спрятал мои пронумерованные тюремные ключи. После четверти часа растерянности и страха Чингис отдал, предупредив, чтобы я был внимательнее, «а то с работы не выпустят».

Больных весь день на беседы к врачам не выводили. Поставили на этаж инспектора – женщину. Она: «Наказали!» Поставили на пост, но запретили больных выводить. Понимай, как знаешь.

Три дня нет Элтона: спровоцировал гигантскую проверку ПБ и уехал… «болеть» в родной Ульяновск. Начальницей заступила Окунева. Итог: все спустя рукава.

Руководство Окуневой выражается в том, что она с утра до вечера смолит сигарету за сигаретой в чайной (столовая на пятом этаже ПБ). Группируется со старшей медсестрой II-го психиатрического отделения И. Л. Не расстаются. «Мы с Тамарой санитары, мы с Тамарой ходим парой». Проходят этаж за этажом, рассуждая о необходимости чистоты в отделениях. Благодушно матерятся, называя друг друга бл… И что примечательно, отзываются, когда подруга бл… назовет.