Николь сидела у иллюминатора в больших темных очках, скрывающих половину лица и, главное, красные заплаканные глаза. Она провела ночь в полудреме, терзаемая то жуткими снами, то еще более ужасными мыслями наяву. Сомаль не позвонил, не приехал… Что ж, другого она и не ждала. Да он и не обещал ей другого. Их соглашение было временным, но она надеялась, так надеялась… Теперь я могу перестать надеяться, одернула она себя, возвращаясь к печальной реальности дня сегодняшнего.

Заработали мощные двигатели. По проходу засновали стройные стюардессы, проверяя, все ли пристегнули ремни безопасности, собирая заказы на напитки, которые будут поданы после взлета. Внезапно ровный шум моторов смолк. Николь выглянула в иллюминатор — к их лайнеру подавали трап. Что случилось? Кто-то заболел? Двое высоких чернокожих в синих официальных костюмах легко взбежали по ступенькам. Она откинулась на спинку кресла, закрыла глаза. Ей хватает своих проблем, чтобы интересоваться еще и чужими…

— Мадам Дало, будьте любезны пройти с нами в кабину пилота. Мы должны задать вам несколько вопросов, — неожиданно услышала она приятный мужской голос.

Открыв глаза, она увидела наклонившихся к ней тех двоих.

— В чем дело? Что случилось?

— Не беспокойтесь, мадам, лишь несколько вопросов.

Николь было заколебалась, но потом поднялась, решив, что опасаться, в общем-то, нечего: она в многолюдном месте. Но когда оказалась за пределами салона, увидела открытую дверь, увидела трап… Один из чернокожих крепко взял ее за локоть.

— Мадам, думаю, вам будет удобнее ответить на эти вопросы в другом месте. Пожалуйста, спуститесь по трапу. Самолет будет ожидать вас.

— Послушайте, в чем дело? Я гражданка Франции. Вы не имеете права! Я должна позвонить в посольство! Я Николь де Белльшан, я требую…

Николь замолчала. Круг замкнулся. Повторялось то же самое, что случилось с ней на следующий день после приезда.

Голова начала кружиться, в глазах потемнело, и внезапно ее поглотила чернота — она потеряла сознание.

Придя в себя, Николь услышала ровный гул моторов. Сознание начало проясняться, и она вспомнила, как ее выводили из лайнера. Значит, она все же летит… Николь открыла глаза. Да, самолет, но уже другой, маленький и совершенно пустой. Что это значит? Куда ее везут? И кто эти двое мужчин, что приехали за ней? Неужели Номба хочет поднять скандал хотя бы задним числом? Может, это его соратники похитили ее? Масса вопросов теснилась в ее голове, но ответов, увы, не было ни на один. Николь пошевелила рукой, поднесла к лицу — нет, она не связана. Нелепая мысль! Зачем же ее связывать, что она может сделать — выпрыгнуть из самолета, что ли? Или застрелить пилота? Она отстегнула ремень безопасности, попробовала встать на ноги — ничего, вроде бы держат. И тут же в динамиках раздалось:

— Мадам Дало, самолет приземлится через десять минут. Будьте любезны занять удобное вам место и пристегнуть ремень. Вам не будет причинено никакого зла. После посадки вы получите ответы на все интересующие вас вопросы.

Голос показался Николь смутно знакомым. Где она его слышала? Увы, микрофон исказил его настолько, что ей никак не удавалось вспомнить. Но требование показалось разумным, а тон таким уверенным и безупречно вежливым, что не подчиниться было глупо. Она села у иллюминатора, пристегнула ремень и закрыла глаза.

Мозг отказывался работать. После всех волнений, после разлуки с Сомалем, после полубессонной ночи — еще и этот мелодраматический сюжет с похищением в духе шпионских фильмов, ха-ха! Да, Николь де Белльшан, вечно тебе удается попасть в ситуации, что из рук вон плохи… Николь де Белльшан? Но к ней обращаются, как к мадам Дало! Ну и что с того, ответила она себе. Она официально мадам Дало.

Ее мысли прервал толчок. Самолет затрясло. Он помчался по посадочной полосе, вздрогнул, еще раз вздрогнул, подпрыгнул и наконец остановился. Шум моторов замолк.

Николь сидела с закрытыми глазами и вслушивалась в тишину. Что ее ждет? С кем ей придется разговаривать? С тем маслено-елейным Окембой Номбой? Как это сказала про него Зефирен: Номба кусает страшнее, чем лает? Ладно, если не смогу сказать что-то умное, промолчу, решила Николь, глубоко, полной грудью вдохнула и открыла глаза.

В дверях, отделяющих салон от кабины пилота, стоял Он. Стоял и, улыбаясь, снимал с головы наушники. Николь моргнула, сглотнула неожиданно вставший в горле ком. Ее сердце заколотилось, как заячий хвост. Она медленно поднялась на мгновенно ставшие ватными ноги.

Сомаль подошел к ней, протянул обе руки. И Николь упала в его объятия, уцепилась за него, как утопающий за соломинку.

— Я не обманывала тебя, — было единственным, что она успела прошептать, прежде чем его жадные губы накрыли ее, заставив забыть обо всем на свете.

Поцелуй длился и длился. И лишь когда нечем стало дышать, они оторвались друг от друга. Николь открыла глаза и окунулась в бездонно-нежные глубины его черного взгляда. Сомаль двумя пальцами прикрыл ей рот.

— Молчи. Я знаю. Верю. Слушай меня. Ты моя жена. Я люблю тебя, люблю так, как никогда и никого не любил. И никогда и никого не полюблю. Можешь ли ты простить мое недоверие, мои заблуждения и сомнения в тебе и быть моей женой перед Богом так же, как и перед людьми, Николь Дало?