Взяв под руки с двух сторон Тома, мы побрели к дому по лужайке. Было слышно, как бедняга клацает зубами. Пробормотав что-то нечленораздельное, Росситер снял с себя, пиджак и набросил Тому на плечи.

Мы позвонили в дверь. Послышались торопливые шаги, и дверь распахнулась. На пороге стояла бледная, испуганная Джинни. Она начала было что-то быстро говорить, но когда увидела, кто был третий, осеклась. Ее губы дрожали.

— Разговоры потом, — сказал я. — Так или иначе, он вернулся. Не спрашивай, как и почему. Где остальные?

— Я вернусь через окно подвала, — пробормотал Росситер, — а вы расскажите им, что произошло.

Не успел я закрыть дверь, как его и след простыл. Джинни делала такие движения руками, будто пыталась выдернуть пальцы. Какое-то время она провела в молчании.

— Папа… — наконец выдавила она из себя. — Папа!

— Где он?

— Кто это? — Она замолчала и прищурилась, но в это время наверху раздался еще один истеричный вопль. Затем раздались поспешные шаги. На верхней площадке лестницы показалась Мери.

— Тише, — сказал я. — Тише. Мы во всем разберемся…

— Он весь в крови! — крикнула сверху Мери. — Он ранен. Он весь в крови. О Боже!

— Джинни! — с отчаянием в голосе сказал я. — Если у тебя есть силы и мужество, они тебе сейчас очень пригодятся. Собери их все без остатка, иначе мы рехнемся. Пойди и успокой ее.

Неверной рукой она откинула со лба бронзовую прядь. Губы ее дрожали, расслышать ее оказалось почти невозможно, но она улыбнулась, пробормотав:

— Постараюсь…

— Хорошо. Сейчас иди наверх, а потом спускайся в библиотеку.

Обернувшись к Тому, который стоял в отупении, прислонясь к стене, я провел его в библиотеку. Он стоял неподвижно там, где я отпустил его, у самого порога, и не пытался пошевелиться. Я подошел к люстре, чиркнул спичкой и зажег три газовых рожка.

Том поморгал, затем опустился в кресло.

Куда делись его актерская развязность, его огонь, его угрюмость? Он сидел сгорбившись, узкие плечи дрожали, зубы по-прежнему выбивали дробь. Губы посинели. Из-под засаленной шляпы выбивались темные волосы. Горло замотано шерстяным шарфом. Пиджак был в яркую полоску, но старый и потертый. Его смуглое лицо сохранило былую красоту, хотя болезнь сделала его осунувшимся и преждевременно увядающим.

— У меня нет мужества, — вдруг сказал он. Слово, оброненное мной в холле несколько минут назад, запало ему в память. Он безучастно обвел комнату взглядом и повторил: — Никакого мужества. Я вернулся.

Его снова охватила дрожь.

В моем кармане по-прежнему были ключи от книжного шкафа, где я запер бутылку бренди. Бренди можно было пить, не опасаясь отравы, это мы уже успели установить. Я отпер шкаф, вынул бутылку и протянул Тому. Сначала он глядел на нее, не веря своим глазам, потом сделал жадный глоток. Он поставил ее на стол, но вскоре снова взял в руки и еще раз приложился.

— Поосторожней, — предупредил я его. — Ты когда ел?

— Вчера днем, — сипло отозвался он. Постепенно дрожь стала его отпускать, глоток бренди его согрел, успокоил. — Хорошо… Теперь мне полегчало. А было скверно. Джефф, я даже с тобой не поздоровался. А сначала вовсе не узнал. Так что же случилось?

— Что ты хотел увидеть в том окне?

Он тяжело и учащенно дышал.

— Послушай, Джефф. Расскажи мне, что к чему. А то у меня голова совсем пошла кругом. Мне показалось, что там я увидел… Нет… Я, наверное, просто схожу с ума… — Он просительно вытянул ко мне руку, затем вдруг закрыл лицо руками.

— Что же тебе там показалось?

Том убрал руки. Глаза его были испуганные, остекленевшие.

— Похоже, померещилось. Голова у меня гудит. Возникают разные картины… Я обманул врача в больнице… Я всех обманул. Я сказал, что богат… Когда я заглянул в окно, мне показалось, что я вижу Клариссу… мою сестру… Ее ударили топором… Я видел кровь…

— Ты видел, кто ее ударил?

— Нет. Больше никого не видел. Вот поэтому я и решил, что все это мне померещилось. — Том снова закрыл глаза руками. — Но я даже слышал, как они говорили. Я так ясно все видел… Нет, я должен все-все рассказать. Я оказался здесь днем. Добирался пешком от самого Кливленда. Я побоялся войти с парадного входа, поэтому я обошел дом сзади. Было так холодно. Я страшно замерз и решил: была не была. Войду! Но в доме была полная темнота. Только в подвальном окошке горел свет. Я и заглянул в него.

— И что?

— Вот слушайте. На верстаке горела свеча. Я увидел, как появилась Кларисса. У нее было такое выражение лица, словно она слышала что-то в углу, там, где окно. И еще — у нее под мышкой была бутылка. Она спросила: «Кто там?» Клянусь Богом, я четко слышал, как она это спросила и поглядела в сторону угольного бункера. У нее был испуганный вид, и она пошатывалась, словно… словно была пьяна. — Том судорожно сглотнул и пожал своими худыми плечами. — Я продолжат смотреть. Она подошла и заглянула в бункер, за дощатую перегородку. Тут на какое-то мгновение я потерял ее из виду. Но потом я слышал, как она сказала… Она спросила: «О Господи, это ты?» — Том широко развел руками. — Затем началось что-то вроде схватки. Упал какой-то предмет. То ли банка, то ли что-то еще… (Похоже, это была банка с крысиным ядом, вылетевшая из руки отравителя, которого увидела Кларисса за перегородкой.) Я слышал, как она покатилась по полу, — взволнованно продолжал Том. — И снова началась борьба. Кларисса говорила что-то, чего я не мог разобрать. Затем я опять увидел Клариссу. Она выскочила из-за перегородки и попыталась бежать… А потом я услышал звук удара топором, — исступленно прошептал Том. — Клянусь вам, я слышал, как ударил топор! Я видел его. Раздался хруст, и брызнула кровь, так что пара капель попала на свечу, и она зашипела. Может, это мне все и привиделось. Но я видел это так ясно, так отчетливо. Ужас… Она упала на пол, и кто-то стал оттаскивать ее… Я не видел, кто именно, только ее тело поехало по полу, а в голове торчал топор. Это-то меня и доконало.