Попал в Нижний и тут соединился с Григорьевым и Скворцовым.

— Соня, а Пешков тоже в Нижнем?

— Пешков ушёл бродяжить. Да, вы знаете, что его к вашему делу хотели приклеить? Он жил вместо с Сомовым, а Сомова за вами потянули.

— Бедный Сомов, — сказал Николай. — Не могу себе простить, что дал ему денег. Из-за этой нашумевшей денежной истории и пришили его к нам. Гангардт пытался даже представить его вожаком, чтобы дело выглядело более солидно. Мы все были слишком молоды, а у Сомова за плечами лежала большая жизнь. Ссылка, эмиграция. Значит, и Пешкова хотели прицепить? Говоришь, опять подался бродить?

— Прошлой весной ушёл. На юг.

— Не в Царицын?

— Дошёл до Царицына и пошагал дальше. Говорят, уже до Тифлиса добрался.

Николаю хотелось расспросить Соню про Анну, но он терпеливо ждал минуты, когда окажется наедине с волжанкой. И он дождался этой минуты. Вернее, воспользовался подходящим случаем. Когда опорожнили маленький самоварчик (хозяева дали такой на подержание), Мария Германовна бросилась было с ним на кухню, по Сопя задержала её.

— Милая, вы весь день и весь вечер ухаживаете за нами, отдохните. Я давно не раздувала самовар — не лишайте удовольствия.

Мария Германовна отдала самовар. Гостья убежала. И Николай пошёл за ней в кухню.

Соня налила воды в самовар и закрыла его. Николай взял в углу корзину, набросал в трубу углей. Подал лучину.

— Пожалуйста, разжигай, если тебе это приятно.

Соня переломала лучину, обломки сложила в пучок, протянула его к горевшей коптилке, подожгла и сунула в трубу самовара, стоявшего на полу.

— Соня, ты в Царицыне не бывала? — спросил Николай.

— Нет, туда как-то не удаётся. А что?

— Где Анна? Ты о ней что-нибудь слышала?

Соня наклонилась к трубе самовара. Она долго смотрела, как разгораются угли, и лицо её алело, освещённое снизу огнём.

— Соня, что же ты молчишь? Неужели и ты ничего не знаешь? Я многим писал в Казань — никто не отвечает. В чём дело?

Соня разогнулась, жалостно посмотрела на него.

— Коля, никто толком не знает, что с Аней. Доходят какие-то слухи, но как им верить?

— Какие же слухи? Не мучь, пожалуйста, расскажи…

— Говорят, она вышла замуж. За какого-то учителя. И говорят, он страшно ограниченный. Совершенно чужд каких-либо поисков. Серенький человек. Вот этому-то и невозможно поверить, это и опровергает глупую версию. Нелепая выдумка. Ты знаешь Аню лучше, чем кто-либо. Разве она пойдёт за сереньким?

— Трудно поверить, но…

— Есть и другая версия. Будто приняла она какой-то революционно-монастырский образ жизни. Отказалась от всего личного, женского. Раз не удалось счастье — нате вам! Я буду мстить. Вам, кто мешает жить, и себе.

— За что себе-то?

— За то, что не прорвалась к тебе через стены. Повенчаться с тобой ей так и не разрешили, и она карает себя за бессилие. Это на неё похоже, и это я по-женски могу понять, этому я верю. Она решительна и упряма. Отрубила всё своё прошлое и никому не подаёт голоса. Может быть, готовит какой-нибудь взрыв. По-моему, она с народовольцами.

— Народовольцы все разгромлены. Их партии давно уже нет.

— Партии нет, а корни остались. Аня нашла какую-нибудь террористическую компанию. Где-то к чему-то готовится. Подождём, может быть, скоро объявится.

Они смолкли и, опустив головы, неподвижно стояли друг против друга, пока не забурлил самовар.

— Пойдём, Коля, к друзьям, — сказала Соня.

Николай сел за стол, но говорить с друзьями не смог. Минут десять сидел молча, досадуя, что всех расстраивает. Мария Германовна но сводила с него тревожного взгляда, беспокойно посматривали и другие, разговор затихал. Компания явно рушилась, и Николай решил спасти её.

— Друзья, — сказал он, — я должен вас оставить. Необходимо срочно написать письмо. Соня вот рассказала об одном человеке, с которым мне немедленно надо связаться. Прошу прощения. Продолжайте, я потом присоединюсь. — Ои встал, подошёл к своему угловому столику, взял бумаги и удалился в маленькую комнату. Через открытую дверь сюда проходил слабый, рассеянный свет. Николай сел за стол и зажёг стеариновую свечу. Ну вот, здесь можно отдаться своим думам. Итак, с Анной, видимо, всё покончено.

Да, это точка. Занавес. Конец драмы. Тяжкий, убийственный конец. Конец в любом случае. И в том, если Анна вышла за этого учителя, и в том, если она отказалась от всего человеческого. Да, она может отказаться от нормальной жизни и стать фанатичкой. На это у неё хватит характера. Упрямая, решительная…

Нет, в ней слишком много жизненных сил, чтобы связать их в один узел. Но так или иначе — она потеряна. И ничем не возместить этой утраты. Ничем. Разве только работой. Она-то не изменит. Она всегда с тобой. Всегда и везде, даже в одиночной камере. Твоя кровная работа — это награда за все твои неудачи и муки.

В комнату вошла Мария Германовна. Она села к столу и так посмотрела на Николая, что стало нестерпимо жалко её.

— Я всё поняла, — сказала она. — Соня убила тебя. Аня вышла замуж. Да?