— Не кричите. Я передам команде.

Но фашист снова прокричал какие-то распоряжения, и солдаты начали загонять моряков в помещения. Кто-то из эсэсовцев обнаружил ледник. Они немедленно сбили замок, один залез внутрь и стал выбрасывать оттуда продукты. На палубу полетели колбасы, банки консервов, пачки масла, сыры, сгущенное молоко. Забыв про моряков, солдаты бросились к леднику. Они хватали все, что попадало под руки, и рассовывали по карманам.

Офицер, увидев это, опять закричал что-то, и солдаты разбежались по каютам.

…Команда «Тифлиса» навсегда покидала теплоход…

Микешин собирал свои вещи. У двери, подбоченясь, стоял эсэсовец и поглядывал на часы. Игорь Петрович сдернул с матраца чехол. Туда он не раздумывая бросал одежду, книги, папиросы…

Действовал он машинально. Ему было все равно, что брать. Он задумчиво остановился посреди каюты: кажется, больше ничего не нужно. Взгляд его упал на фотографию жены. Он взял ее и бережно принялся обтирать платком.

Солдат заглянул на портрет через плечо Микешина.

— Sch"one Frau [17] , — хихикнул немец.

Игорь ничего не ответил и спрятал фотографию в нагрудный карман.

На палубе послышались какие-то выкрики, топот ног. Эсэсовец опять посмотрел на часы. Лицо его приняло строгое, начальственное выражение. Он сказал Микешину:

— Марш!

Игорь взял мешок. Они вышли на палубу. На причале офицер со списком в руках строил моряков в две шеренги: комсостав отдельно от команды. Микешин встал рядом с капитаном.

Через несколько минут на «Тифлисе» не осталось ни одного моряка. Теплоход стоял опустевший, печальный. Хлопали на ветру раскрытые двери. На палубах валялись обрывки бумаги, пустые коробки, затоптанные сапогами окурки. Через фальшборт свешивались головы эсэсовцев, наблюдавших за происходящим на берегу. Игорь мысленно прощался с теплоходом; он любил «Тифлис», с которым было связано столько хорошего…

Вот он, «Тифлис», совсем недавно гордо разрезавший своим острым штевнем морскую зыбь, стоит одинокий, без флага. Он с честью выходил из штормов, боролся с ветром и непогодой, шел через туманы. Крепкий, надежный, добротно построенный на ленинградском заводе. Теперь он уходил из жизни Микешина. Уходил навсегда, унося с собой частицу души старпома.

Наверное, многие испытывали такое же чувство. Люди стояли мрачные, безразличные к тому, что делал немецкий офицер. Он пересчитывал всех, тыкая каждого пальцем в грудь. Счет сошелся со списком. В грузовик влезло несколько солдат. Двое остались на земле и начали подталкивать моряков к машине. Когда все забрались в кузов, офицер сел в кабину. Шофер завел мотор.

— Прощай, «Тифлис»! — крикнул кто-то.

Грузовик завернул за угол склада, и теплоход исчез из глаз.

У въезда в лагерь, состоявший из новых некрашеных бараков, обнесенных двумя рядами колючей проволоки, стояли два человека. Один из них, молодой красивый парень в сером костюме с фашистским значком на пиджаке, подошел к машине и сказал по-русски:

— Пока поживете здесь. Я буду ваш долметчер. Ну, переводчик. Можете занимать крайний барак. Не думайте бежать. За это… — переводчик выразительно нажал указательным пальцем воображаемый спусковой крючок…

В бараке пахло свежей сосной, в окна, закрытые решетками, прорвались солнечные лучи и нарисовали на полу шахматную доску. Все было чистое, свежее, не обжитое. На столе стояли алюминиевые каны-кувшины, миски, толстые глиняные кружки, лежали ложки. Комендант приготовился к встрече «дорогих гостей».

— А здесь не так плохо, чувствуется забота о людях, — зло засмеялся Александров, забрасывая свой мешок на верхнюю деревянную койку.

На шутку никто не ответил. Все молча входили и занимали места. В окно с любопытством заглядывал охранник-часовой. Пришел переводчик. Он принес несколько листков с напечатанным на машинке текстом на русском языке.

— Правила поведения. Надо руководствоваться имя.

— Так это же для военнопленных, а мы интернированные, — взглянул на долметчера капитан Дрозд.

— Правила одни и те же. Руководствуйтесь ими.

В «правилах» все запрещалось. За нарушения полагалась либо тюрьма, либо смертная казнь. Последняя встречалась чаще.

— Какая щедрость! Раздают смерть всем желающим. А в общем мерзость. Все это дает им неограниченные возможности для уничтожения наших людей, — сказал Дрозд, с отвращением бросая листки на стол.

…Во дворе послышался шум подъехавшего автомобиля и радостный возглас: «Наши приехали!»

Микешин вышел из барака.