У Александра появилась надежда повторить опыт эстляндских (а потом курляндских и лифляндских) дворян в России. Работа над проектом реформы велась в строгой секретности, наверное, именно поэтому Александр поручил разобраться в крестьянском вопросе преданному и неболтливому человеку — А. А. Аракчееву. В основу реформы была положена «добровольность», то есть никакого насилия над помещиками! Главное, предложить им выгодные условия, и дворяне освободят своих крепостных (и ведь верил, что получится, святой человек!).

В феврале 1818 года Аракчеев представил императору свой проект. По этому плану предлагалось выкупить у разоренных войной дворян их усадьбы вместе с крестьянами «по добровольному на то помещиков согласию». Купленная государством земля могла обрабатываться свободными крестьянами по найму или отдаваться им в аренду. У многих помещиков земли были заложены-перезаложены, уже не было денег платить банкам проценты, так что принцип добровольности можно было соблюсти. Но ведь государственная казна не бездонная. И потом, вовсе не все помещики находились в бедственном положении, большинство вовсе не собиралось продавать государству свои земли.

Александр ознакомился с планом, одобрил его и уехал в Польшу, на открытие первого польского сейма. 15 марта 1818 года он произнес в Варшаве свою коронную речь. Он говорил о конституции, которую дал Польше, о свободно-законных учреждениях и, в частности, произнес такие слова: «…вы мне подали средство явить моему отечеству то, что я уже с давних лет ему приуготовляю и чем оно воспользуется, как начала столь важного дела достигнут надлежащей зрелости».

Речь эта было услышана в России и привела общественность в состояние шока. Слова государя землевладельцы поняли однозначно — завтра у них отнимут крестьян. Может быть, секретность проекта Аракчеева не была соблюдена, но, скорее всего, слово «свобода» вызывало у общественности однозначную реакцию — завтра нас ограбят! Дворянство было готово грудью встать на защиту своей собственности. Атмосфера в столице накалилась, уже шли разговоры: мол, папеньку убрали с трона, и сын туда же пойдет.

Александр решил повременить с освобождением крестьян, но было и второе дело — дать отчизне конституцию. Он дал конституцию Польше, Финляндии, некотором германским государствам, да и сама Франция жила теперь по конституции, полученной из его рук. А как же Россия? В 1819 году Александр дал поручение Новосильцеву составить проект русской конституции. Разумеется, работа велась в глубокой тайне, о ней не знали даже ближайшие сановники. Новосильцев писал свою «Уставную грамоту государства Российского» в Варшаве, подальше от дворянской оппозиции. Проект «Уставной грамоты» был консервативен. Были провозглашены свобода слова, печати, вероисповедания (при главенстве Православной церкви), равенство граждан перед законом. Государь — полновластный глава государства, но при нем был двухпалатный парламент. Парламент мог отклонить предложение царя, но и сам парламент не мог принять никакого закона без одобрения государя. Надо было «договариваться», как любил говорить дипломат Александр.

Царь ознакомился с работой Новосильцева, но в жизнь конституция не пошла, засохла на корню. Подробности этой «отставки» конституции неизвестны. Однако дело с освобождением крестьян имело некоторое продолжение. И опять тайна, секретный кабинет, созданный по указу царя министром финансов Д. А. Гурьевым. Работали в нем люди, думали, как изжить крестьянскую общину, столь живучую на Руси, и создать хозяйство фермеров. И опять все впустую. Даже памяти об этой работе не осталось, но сохранились чудом уцелевшие кое-какие бумаги.

Герцен насмешливо называл Александра «коронованным Гамлетом»: мол, вместо того, чтобы решительной рукой принимать законы во имя народа, царь мучается вопросами: «быть или не быть?» и в чем смысл жизни. Здесь нет предмета для насмешки. В каком-то виде идеалы Герцена в России «восторжествовали», а чем все кончилось? Человек с умом и совестью всегда сомневается, только тиран, дурак или злодей точно знает в политике, «как надо», и любым способом проводит свою идею в жизнь.

Все ушло в песок, потому что «общественность» не хотела нововведений, дворянство не доросло до подобных реформ, их боялись, ненавидели, в императоре Александре видели своего врага. Про Александра с его единомышленниками, так же как про декабристов, можно сказать словами Ленина: «Страшно далеки они от народа». А что народ? Он не всегда безмолствует, он иногда кричит. А если кричит — «он всегда прав»? Сейчас, в 2012-м, народ в России Сталина хочет. Мудрец Руссо еще в XVIII веке говорил, что республиканский строй возможен лишь в странах с малой территорией. Может быть, он был прав?

Война закончилась полной победой, и Россия была на подъеме. Тогда все благословляли имя Александра. Ему и «титул» дали — «Благословенный». Сгоревшая Москва отстраивалась быстрыми темпами.

Про Александра писали, что у него было три страсти (опять цифра «три»): армия, Нарышкина и дипломатия. Полководцем он был никаким, но создание военных поселений относится именно к его первой страсти. Поселения эти возникли не вдруг, царя всегда интересовали военные реформы. Он мечтал сократить военные расходы на содержание армии и улучшить быт солдат. Старательно прививаемая любовь к армии нам завещана Романовыми на вечные времена.

В России привыкли считать образцом именно прусскую армию. После Тильзитского мира прусский генерал Шарнгорст был обязан сократить армию до минимальных размеров. Умный генерал нашел выход. Он сократил срок службы солдат до трех лет, но при этом создал обученную «запасную армию», которую в случае нужды можно было призвать под ружье. Постоянная же армия насчитывала всего 42 тысячи солдат, как и требовалось по условиям мирного договора. Красивая реформа, ничего не скажешь, но она не подходила Александру. Слишком велика была его держава, слишком плохи дороги, селения разбросаны на большие расстояния. Это тебе не Пруссия, при таком раскладе солдат быстро не соберешь.