Шрифт:
Песок и камни. Рваные изломы кратеров. Глубокие сиреневые тени, нежно-алое сияние. Бесконечная равнина, уходящая к горизонту. Тишина. Воздух.
Воздух в Агатином скафандре был совершенно тот же, что и раньше, на станции.
Но Агата как будто чувствовала ветер, играющий с рыжей мерцающей пылью – губами, лёгкими, кожей. Как будто сама превращалась в этот ветер и летела, поднимаясь выше и выше над крошечной песчинкой вездехода – крылатым, невесомым и всесильным существом…
Карл, наверное, чувствовал то же самое. Потому что молчал вместе с Агатой, долго вглядываясь в горизонт.
И только на обратном пути, оборачиваясь, сказал:
– Самая красивая пустыня, которую я видел.
– А ты много видел пустынь?
– Не хихикай, девочка с Марса. Ты уж точно не видела ни одной, кроме этой.
Карл мечтал о путешествиях. Но так вышло, что он почти ничего не увидел на Земле из того, что хотел. Потому что не смог отказаться от самого лучшего и далёкого из всех возможных путешествий.
Но он ещё собирался вернуться. И посмотреть то, что не успел.
Наверное, Агата могла бы назвать Карла самым лучшим другом. Не считая Мэнни, конечно. С Карлом было интересно поболтать и поиграть. Он знал тысячу разных шуток и историй. И хотя иногда повторялся, это всё равно было смешно. Но самое классное, с ним можно было вот так просто сидеть рядом и смотреть на что-нибудь красивое. Например, на пустыню Марса. И не говорить ни о чём. Наверное, это и есть признак настоящей дружбы.
Засыпая, Агата подумала, какой здоровский получился день. Почаще бы были всякие праздники.
Она ещё не знала, что это последний такой день. Безмятежного Агатиного детства.
Счастливого и ненастоящего.
– Агата, – торжественно сказала мама. – Вчера тебе исполнилось четырнадцать лет. Теперь ты совершеннолетняя. Теперь я должна тебе сказать…
Агата с интересом и гордостью разглядывала свой паспорт – блестящий металлический жетончик с красивым узорчиком по ободку. «Взрослая, – подумала она. – Могу работать и получать деньги. Могу поступить в университет. Могу полететь на Землю. Посмотреть всё то, про что рассказывал Карл». Она так увлеклась, что не заметила странного молчания.
Агата подняла голову, посмотрела на маму. Та сидела неподвижно, сложив руки на коленях и молча глядя перед собой.
– Мам? – растерянно позвала Агата.
– Системная ошибка, – вдруг сказала мама незнакомым мелодичным голосом.
– Что?
Агата вдруг заметила странную вещь. Мама говорила, не размыкая губ. То есть говорило что-то внутри её.
– Обработка исключения.
– Мам? – Агата сначала склонилась к ней, потом отшатнулась, испугавшись застывшего лица, взгляда и незнакомого голоса. Сползла по дивану на самый краешек, вцепилась пальцами в обивку. Горло пересохло, ноги и руки заледенели. Происходило что-то очень неправильное. Агате захотелось спрыгнуть с дивана и убежать. Чтобы больше ничего не видеть и не слышать. Но она не могла пошевелиться.
Тут внутри мамы опять заговорил голос. Почти прежний, живой, но торопливый и сбивчивый.
– Черновик. Позже доработаю эту ветку. Агата, девочка, если ты это слушаешь, значит, тебе уже четырнадцать. Значит, ты выросла, и ты здесь одна. Никого из нас не осталось, и никто за тобой не пришёл. Да нет, ерунда, так не может быть.
Быстрый, живой смешок, какого Агата никогда не слышала от своей мамы. Мамы? Она посмотрела на неподвижно застывшую женщину, внутри которой говорил торопливый голос.
– … Ну, ладно. Так. Агата, слушай меня. Ты теперь взрослая. Значит, ты можешь сама выбраться отсюда. Скажи Марку, пусть настроит транспорт для возвращения на Землю. Ты теперь знаешь, что это не Марк, а его ИО. Что такое ИО? Поищи в базе, у тебя сейчас должен быть паспорт и доступ ко всей информации. Так, главное. Если ты меня сейчас слышишь, значит… Значит, этот ублюдок Герман никому не доложил про эпидемию. Трус. До последнего делал вид, что всё в порядке. В общем, если ты здесь, значит действительно никто ничего не знает. Значит, ИО Германа исправно отправляет отчёты. А там кто-то их принимает. Бред какой-то. Столько лет? И что, даже Ирка не поняла, что общается не со мной, а с моим ИО? Я уже это, правда, проверяла. Она не поняла. Ладно, я отвлеклась. Агата, это всё значит ещё одну вещь. Мы все умерли в изоляторе. Понимаешь? Ты здесь одна, и тебе надо отсюда выбираться. Свяжись с Землёй… Хотя нет. Вычеркнуть это потом. Не надо. Если ты им расскажешь, проведёшь потом полжизни в лабораториях. Они тут нас бросили, так что пошли они… Просто улетай на Землю. Ты можешь пользоваться моим счётом, твои отпечатки в базе. Свяжись с Иркой… тётей Ирой. Она поможет. Ей можешь всё рассказать. Ну, как захочешь. Давай, теперь иди. Просто живи, Агата. Поняла? Живи за нас обоих. Как я не успела.
Агата сидела, сжавшись в напряжённый комок, вцепившись пальцами в край дивана. Слушала тяжёлое дыхание и далёкое покашливание из плотно сомкнутых губ своей мамы. Нет, не мамы. Мама умерла. Давно. От какой-то эпидемии. В изоляторе. ИО. Имитация?
А потом Агата услышала: «Я тебя люблю». И щелчок. Конец записи.
Имитация мамы моргнула. Повернула голову. Спросила обычным голосом:
– О, уже пол-одиннадцатого, тебе не пора завтракать, девочка?