— Не хочешь утеплиться?

— Не отказалась бы, — ответила Шайло, растирая руки.

Бонни сняла рубашку, что была под свитером, и снова натянула его.

— Прости, что не такая уж чистая, — сказала она, протягивая девочке рубашку.

Шайло просунула голову в ворот, продела руки в длинные рукава и аккуратно одернула рубашку:

— Какая красивая и теплая!

Бонни оправила свитер.

— Очень хорошо. А я и в одном свитере не замерзну. Просто не понимаю, как ты полуголая могла выдержать такой холод.

— Сама не знаю, но, по крайней мере, ногам тепло. — Она показала на свои темно-синие кроссовки. — Рада, что хоть их надела, а не выходные кожаные туфельки. Они бы долго не продержались.

— Так что это за место? — спросила Бонни. — Ты одна тут живешь?

Не отрывая взгляда от улицы, что тянулась за спиной Бонни, Шайло растерла ладони и подула на пальцы.

— Одна? Вроде того. Это такое странное место, что трудно объяснить.

— А ты попробуй. — Бонни расправила крылья и большим пальцем показала себе за спину. — Большей странности, чем они, трудно увидеть.

— Да, крылья, конечно, странные, — кивнула Шайло. — Но ты поймешь, что я имела в виду, когда увидишь здешних людей.

Бонни повернулась к пустынной улице:

— Людей?

Шайло вышла из тупичка, посмотрела в обе стороны и певуче повторила:

— Увидишь.

По узкому тротуару она прошла до галантерейного магазина и присела на скамейку. Откинувшись на спинку, скрестила на груди тонкие руки. На рубашке был отпечатан рисунок: могучий царь зверей, а под ним крупными буквами надпись «Я не ручной лев». Бонни села рядом, подавшись немного вперед, чтобы дать место крыльям.

— Как ты попала сюда?

— А я собиралась тебя об этом же спросить, — сказала Шайло. — Я ни разу не могла найти пути из этого города. Каждая улица кончается тупиком.

— Я прилетела из… ну, думаю, можно сказать, из другого измерения. Я была с моим другом Билли Баннистером, но мы разделились, так что сейчас он, скорее всего, ищет меня. — Бонни стала массировать колено. — Понимаю, что это звучит диковато, но что поделаешь.

Шайло отколупнула щепку от скамейки.

— Не более дико, чем то, что случилось со мной. Меня похитили и заперли в маленькой комнате, где я проснулась три дня спустя.

— Похитили? Кто тебя похитил?

— Ты не знаешь, как их зовут. Это были коротышка с гнусным дыханием и жуткая женщина в безвкусной черной одежде.

Бонни склонила голову набок.

— Черной?

— Черной и в обтяжку. Она напомнила мне Мортисию из «Семейки Адамсов».

— «Семейки Адамсов»?

— Да. Из американского телевидения. Я много раз бывала в Штатах, и мне нравилось смотреть их программы.

— Но это же было давным-давно. — Бонни, прищурившись, смерила Шайло взглядом. — Как долго ты здесь находишься?

Шайло провела пальцем по серии зарубок на спинке скамьи.

— Я отмечала каждый раз, когда солнце доходило до вон той старой мельницы. Думаю, вот тогда-то и начиналась зима. — Она подняла глаза к солнцу, которое сейчас было высоко над горизонтом. — Оно движется туда, так что прикидываю, скоро начнется зима.

Бонни сосчитала зарубки — по пять штук, перечеркнутых поперечной полосой.

— Тридцать девять? — Она схватила Шайло за плечо. — Ты провела здесь тридцать девять лет?

Шайло откинула голову и чуть отодвинулась.

— Наверно, сейчас уже сорок. В первый раз я обратила внимание на солнце только через два месяца после того, как оказалась здесь, а до этого я не делала отметок.

— Сорок лет! Ну и ну! Но как же ты осталась такой юной?

— Странно, да? — Шайло сжала щеки ладонями. — Я порой вижу в окнах свое отражение, и мне все еще пятнадцать.

— Пятнадцать? — Бонни ткнула себя пальцем в грудь. — А мне будет пятнадцать в декабре.

— Правда? А какой сейчас месяц? Вроде октябрь?

— В общем, да. Англию я покинула тридцать первого.

Шайло опустила голову и засмеялась, но смех у нее был грустный.

— Ну что ж… со счастливым меня днем рождения!

— У тебя сегодня день рождения?

— Да. Если в этом мире та же самая дата, то я уже сорок раз отмечаю пятнадцатилетие.