— А что с Лизой? — спросила Анюта.

Макс вопросительно посмотрел на Вовку.

— Все нормально, — сказал тот. — Рана ерундовая, кость и крупные сосуды не задеты. Повезло девчонке.

Да уж, повезло! Обалдеть можно от такого везения…

— Она ранена? — Анюта попыталась сесть.

Вовка обхватил жену за плечи, нежно, но решительно уложил ее обратно.

— Да что ты со мной как с маленькой?! — возмутилась она. — Максим, Лизу ранили?

Он молча кивнул. Дарованная алкоголем отрешенность начала медленно таять.

— Насколько серьезно?

— Ань, я же говорю — кость не задета, сосуды и нервы целы, — вмешался Вовка. — Кстати, она уже в себя пришла.

— И что? — хором спросили Макс и Анюта.

— Хоть бы что! Лежит себе, в потолок смотрит.

Анюта бросила на Макса быстрый взгляд.

— А мне к ней можно? — спросил он.

Вовка тяжело вздохнул, сказал ворчливо:

— Послал же господь родственничков! Пойдем уж, провожу.

Для человека, который только что пережил одно покушение, одно предательство и одно огнестрельное ранение, Лизавета выглядела неплохо. Ну, может быть, лицо у нее было чуть бледнее, чем обычно, и тени под глазами чуть гуще…

Девушка посмотрела на Макса таким взглядом, что он вдруг испугался, что она сейчас отвернется к стене, не станет с ним общаться. Не отвернулась, хотя по лицу было видно, что такая мысль ее посещала.

— Я пошел, — буркнул Вовка и вышел из палаты.

Макс в нерешительности потоптался на пороге, потом подхватил единственный на всю палату стул, поставил перед Лизаветиной кроватью, уселся на манер ковбоя из американских вестернов, подумал, что выглядит полным идиотом, но позу не сменил. Что уж теперь…

— Давай поговорим, — нарушил он затянувшееся молчание.

Она немного подумала, потом кивнула.

— Лизавета, ты же уже можешь разговаривать, — мягко напомнил он. — Ты звала меня по имени.

Мгновение она смотрела на него застывшим взглядом, а потом крапчато-каштановые глаза стали большими, как блюдца, зрачки расширились, губы скривились в недоверчивой улыбке.

— Не веришь?

Она покачала головой.

— Лиза, я тебя не обманываю. Ну, скажи что-нибудь.

Было видно, что она старается. От напряжения у нее даже лоб покрылся испариной. Какой-то момент Максу казалось, что у нее получится. Он приготовился, весь превратился в слух, а она, вместо того чтобы заговорить, расплакалась.

Лизавета плакала, здоровой рукой вытирала мокрое лицо, а он не знал, что делать. Тер щетину, бубнил какую-то ерунду, пытался гладить ее по волосам. Нет большего испытания для хрупкой мужской психики, чем женские слезы! Чтобы женщина перестала плакать, мужчина может сделать что угодно и пообещать что угодно. Даже если эта женщина — всего лишь твоя домработница. Даже если из-за нее ты рисковал жизнью. Особенно, если рисковал…

В палату заглянула медсестра, вопросительно посмотрела на Макса. Тот раздраженно махнул рукой, медсестра скрылась за дверью.

— Не хочешь со мной разговаривать? — спросил он, когда рыдания Лизы наконец перешли в приглушенные всхлипывания. — Я понимаю, ты думала, что я отдам тебя им?

Она перестала всхлипывать, едва заметно кивнула.

— Они взяли в заложницы Анюту, мою сестру, понимаешь?

Она снова кивнула.

— Они позвонили мне, сказали, что убьют ее, если я не привезу тебя.

Макс не знал, почему ему так важно оправдаться. В конце концов, в случившемся гораздо больше Лизаветиной вины, чем его. Он до последнего старался вести себя как мужчина.

Лизавета его простила, по лицу было видно. Неожиданно Максу показалось, что она простила бы ему что угодно. Но ему не требовалось одного лишь прощения, ему было важно, чтобы она поняла, что им двигало.

— Я бы тебя никогда там не оставил. Нас прикрывал спецназ. Мне просто нужно было протянуть время до начала штурма. — Он посмотрел на ее забинтованное плечо, добавил: — Прости.

…Мы в ответе за того, кого приручили. Он подобрал Лизавету на улице, как умел, опекал ее и вот — не уберег.

Здоровой рукой она сжала его запястье. Ее ладошка была горячей и сухой. Раньше она избегала каких бы то ни было прикосновений. Наверное, это что-то значило. Макс всмотрелся в крапчато-каштановые глаза и испугался. Того, что он в них увидел, просто не могло быть. Это все стресс…

Лиза почувствовала его испуг, отдернула руку, спрятала под простыню, улыбнулась виновато.

— Это значит, что ты меня прощаешь? — спросил он.

Она кивнула.

— Скажи: Легостаев, я тебя прощаю.