Шрифт:
Дело в том, что старпом наш, на ту беду, наверх выполз.
Вы бы видели Андрей Антоныча, когда эта встреча у них произошла. Он как узрел начштаба, так волосами и оброс и немедленно превратился в горную гориллу-самца с серебристой спиной, встал на задние лапы – это я о горилле, чтоб вы лучше представили – ударил себя в грудь, завыл по-собачьи и побежал на однокашника, в смысле, на нового начальника штаба флота.
А тот – просто превратился в мелкую макаку – и от него на четвереньках бегом.
Полчаса по зоне мчались, а потом старпом вернулся, с налитыми кровью глазами.
Сначала комендатуру вызывали. Но она не приехала, потому что по гарнизону наш Валера-штурман навсегда стоит, так что ж он совсем больной своего старпома забирать, а потом прокуратура прикатила, и ещё кто-то с автоматами, потому что этот однокашник нашего старпома немедленно на него настучал командующему флотилии, флота и, кажется, главкому позвонил.
Пришли старпома с оружием забирать и в тюрьму сажать.
Зам куда-то спрятался так, что найти его не получилось.
Так что из старших на борту остался только я.
И я приказал верхнему вахтенному приготовиться к стрельбе очередями. Сам я вылез с пистолетом и с дополнительным автоматом. И ещё у меня было пять магазинов. Я их разложил перед собой и залёг. А вахтенный мой залёг ещё раньше. А потом подошли – ещё один подсменный верхний вахтенный с оружием и помощник дежурного по кораблю – все заняли позиции без лишних слов.
Эти, с автоматами, конечно, обладали по сравнению с нами некоторым численным перевесом, но историческая правда была на нашей стороне – я им сказал, что не отдам старпома.
Андрей Антоныч, по моему разумению, к этому времени уже должен был в каюте с графином спирта запереться. Так что отдать его в таком состоянии я никак не мог.
– Пошли на хер! – крикнул я на их очередное: «Старшему помощнику командира, капитану второго ранга Переверзиеву, выйти наверх!» – и скомандовал, – Короткими очередями! По три патрона в каждой!
А у меня верхние вахтенные из неграмотной Сибири. Они только спросили разрешения бить очередями через одного, чтоб успеть перезарядить чуть чего. И ещё им очень хотелось этим пришлым яйца отстрелить.
Так вот, в разгар событий появляется – кто б вы думали – сам Андрей Антоныч, абсолютно трезвый.
Потом он даёт нам команду «отставить» и идёт сдаваться.
Я ему: «Андрей Антоныч! Не ходите!» – а он: «Ты, Саня, совсем, похоже, чокнулся!»
И увели его.
Неделю не было.
Потом появился.
Говорят, его командующий флотом отстоял.
ПЕРЦЕПЦИЯ И МОНАДА
– Знаешь ли ты, Саня, что такое «Перцепция в складках»?
Старпом в прекрасном настроении, улыбается, смотрит хитро.
– А что такое «монада»?
Старпом торжествует.
– Сейчас ты все поймешь.
Он выуживает из под стола книгу, кладет её перед собой.
– Монады суть малые перцепции без объектов, галлюцинаторные микроперцепции. Мир существует только в своих репрезентантах – именно таких, какие включены в каждую монаду. (Вот! Сейчас!) Это плеск, гул, туман, танец праха.
Старпом смотрит вдаль мечтательно.
– Про «танец праха» хорошо.
Захлопывает книгу.
– Когда меня отец дубиной вдоль хребта перетянул в десятом классе, я ему тогда сказал, что он в этой жизни ничего не понимает. Я ему тогда много чего сказал. Уже не помню что. Но про «танец праха» я уже тогда догадывался. Просто сказать не мог. Понимал, но вот сказать… (Гладит книгу) Знал бы я эти слова… я б ему такое выдал… Старина ох-хуел бы на месте…
В кают-компанию входит зам с мороза. Свежий, решительный.
– Сергеич! Ты знаешь что такое «монада»?
Зам немедленно делает себе обиженное лицо.
– Только не надо тут изображать Сикстинскую мадонну. Что такого особенного я у тебя спросил?
– Я, Андрей Антоныч!..
– Ну? Не добавить ли вам ко всему происходящему немного собственной ошеломленности?
– Я, Андрей Антоныч, только и жду от вас всяческих оскорблений. Вы все потешаетесь. Надо мной!..
Голос у зама срывается.
– Вот те на! – старпом смущен.
– Сергеич! – он открывает книжку. – Смотри! Это же из книжки! Вот! – «…если бы глубины каждой монады состояли из бесконечного множества…» – Видишь? – «… мелких складок (инфлексий)…» – Или вот ещё, – «…спонтанность монады напоминает спонтанность спящего, который ворочается и переворачивается на другой бок…»