— Где слышал весть? — после непродолжительного молчания глухо спросил Клычли, не сводя глаз с побелевших суставов стиснутого кулака.

— Я их, вести эти, специально ловлю, — сказал Торлы, успокаиваясь. — Силками. Знаешь, как зайцев ловят? — Увидел, что шутка не принята, и посерьёзнел. — Сама Узукджемал весть принесла. Я и в дорогу вышел по её просьбе. Просила, чтобы брата её разыскал и ещё одного парня по имени Берды. Чтобы рассказал им обо всём. Где искать — не знаю, Каракумы велики, ко где-нибудь найду. Не найти нельзя — не привет несу, последнее слово, может быть, несу. Она ещё советовала мне спасаться самому, слышишь? Такое только женщина и может посоветовать!

Клычли помолчал, раздумывая. Абадан, неподвижная и мрачная, как ночной дух развалин, тоже хранила молчание.

— А почему бы тебе в самом деле не скрыться? — спросил Клычли.

Торлы быстро вскинул на него глаза и, увидев, что он не шутит, сказал:

— Бежит тот кто виновен, а за мной вины нет. Зачем побегу? Чтобы люди чужое на мою голову взвалили?

— С Аллаком то же самое получилось, — вставила Абадан. — Сначала посоветовали скрыться, а потом сказали, что преступник.

Торлы сверкнул белозубой улыбкой:

— Вот-вот! Хоть и говорят, что у всех ишаков длинные уши, но я не из этой породы! И ещё хочу сказать тебе, Клычли. Когда Узук пришла топиться на Мургаб. я сначала принял её за злого духа, за гуля, который сидит в старых развалинах и поджидает путников, а потом, притворясь женщиной, заманивает их и пожирает. Теперь вижу, кто злой дух! Эти «духи» пожирают нас ежедневно, каждый день пьют нашу кровь, а мы даже не сторонимся их, потому что они ходят днём и в человеческом облике. Правильно я понял?

— Думаю, что правильно, — кивнул Клычли.

— Тогда дальше слушай! Уйти от Бекмурад-бая я, конечно, могу хоть сегодня. Всего хозяйства у меня, как говорят, кибитка за плечами да ложка за поясом. А работу найти у любого бая могу. Но я спас Узук из воды, сам чуть не захлебнулся, а спас. Зачем? Чтобы оставить её на съедение этим «духам»? Ну, скажем, я ушёл. Так они другую жертву найдут, другого парня убьют вместе с Узук! Я-то хоть готов их встретить, а тот бедняга и знать ничего не будет. Да и Узук со мной легче умирать будет — всё-таки я её спаситель, — не сдержался, чтобы не пошутить, Торлы.

— Наверное, ты прав, — сказал Клычли. — Принеси нам свежего чаю, Абадан!.. Бекмурад-бай не знает, что его замыслы вам известны?

— Нет, — ответил Торлы. — Узукджемал велела Мае, чтобы та всем рассказывала…

— Кому велела?

— Мае, дочке Худайберды-ага. Ведь это Мая и подслушала разговор в кибитке Кыныш-бай. Передала его Узук, а та и велела: пусть все люди знают, на какое подлое дело готовится Бекмурад-бай. Но, когда я узнал, сказал, надо молчать.

— Умно сказал!

— Я тоже думаю, что умно! Ведь если Бекмурад узнает, что его планы раскрыты, он что-либо новое придумает, такое, о чём мы знать не будем.

— Послушай, — сказал Клычли, — а почему именно тебя выбрали они для своего подлого дела? Случайно или нет?

— По-моему, не случайно! — решительно ответил Торлы. — Пока Абадан нет, я тебе одну маленькую тайну открою: на меня однажды подняла глаза старшая жена бая Аманмурада. Не подумав как следует, я согласился придти на свидание. А потом посидел и решил, что не стоит самому искать грязь, чтобы вымазаться, и не пошёл. На другое утро встречает она меня у колодца и шипит, как змея, рта не разжимая: «Обманул, ишак поганый?» Я ей ответил: «Был бы ишаком, не обманул бы, ишаку всё равно, кто под ним, а мне — нет. Я думал, что ты просто пошутила, гелин-бай». «Я, — шипит, — покажу тебе, как шутить! Не будь я Тачсолтан, — говорит, — если не пролью твою кровь на чёрную землю!» Вот поэтому, думаю, жребий и пал на меня. Узукджемал она давно ненавидит, ещё с первых дней, когда ту привезли. Ну, а теперь вот и меня тоже. В такое время невольно вспомнишь пословицу, что рука руку моет, а две руки — лицо, пожалеешь, что товарищей добрых мало.

— Товарищи найдутся, — неопределённо сказал Клычли.

— Да, — согласился Торлы, — многие сегодня снимают с глаз повязки, а из ушей вытаскивают вату — многие видят то, чего не видели, и делают то, чего никогда прежде не делали. Теперь я вспомнил, где тебя видел — на плотине, на водоразделе, когда делили очереди поливной воды. Так?

— Так.

— Я, правда, прибежал, когда уже всё закончилось, но от людей слышал, что ты крепко стоял на плотине. И понимаем, что не для своей личной выгоды, а для всех бедняков — пожалел дайхан, которые без воды остались. Так?

— Так.

— Многие люди стояли рядом с тобой и я… Ты думаешь, почему я опоздал? Потому что поздно весть услышал? Правду скажу тебе: не потому! Побоялся сначала, подумал, что своей воды мне не надо, а за чужую беду голову подставлять только дурак станет. Потом всё-таки не выдержал, побежал.

— Совесть толкнула? — усмехнулся Клычли.

— Ты не обижайся, — миролюбиво сказал Торлы. — Вспомни, что говорят: «По ишаку и груз». Из-за жены, из-за детишек опасался я. Было время, собственной тени дорогу уступал, глаз от носков чарыков не поднимал. Теперь понял, что на смирного верблюда двойной вьюк вьючат, а когда он падает от усталости, с него кожу снимают. Теперь бы я первый прибежал на водораздел! Веришь?