— Эх, был бы я со свободными руками, — донеслось до Федора бормотание шедшего впереди друга.

Он и сам подметил, что местный базар был отличным местом, чтобы уйти от погони. Много боковых улочек. И народу много, легко раствориться. Если, конечно, имеешь соответствующий облик. А по части колец, длинных косичек и татуировок финикийцы заметно проигрывали сапотекам. Так что идею побега он пока не поддержал, отложив ее до лучших времен.

В оставшейся части рынка было много корзин с маисом и другими овощами. Здесь шла бойкая торговля продовольствием, но чем за него расплачивались местные жители — монетами или чем-то другим, Чайка заметить не успел. Их быстро провели сквозь торжище, и вскоре финикийцы вновь оказались на улице. Не такой широкой, как прежняя, и застроенной уже одноэтажными домами, каждый из которых имел уже собственный внутренний дворик.

— А вот и личные хозяйства, — отметил Федор, старавшийся все запечатлеть в своей памяти.

— Кажется, ещё не казнить ведут, — поделился наблюдениями Леха, — пирамиды уже прошли.

Федор посмотрел, как смог, в указанном направлении и действительно увидел, что центр города, обозначенный пирамидами, остался позади. Их же вели вглубь, ближе к противоположной стене, где располагалось полукруглое сооружение без крыши. Когда отряд с пленниками оказался возле него и направился к ближней из одноэтажных пристроек, сложенных из идеально подогнанных друг к другу блоков желтого пористого камня, взгляду пленников открылась небольшая внутренняя площадь. Посреди нее Федор заметил массивный вертикальный столб или колонну, украшенную многочисленными барельефами по всем скругленным граням. Но не эти украшения привлекли внимание Чайки и остальных пленников.

Из колонны на уровне примерно двух метров от поверхности торчало сразу с десяток колец, вбитых по кругу, а на кольцах, подвешенные точно так же, как некогда сами финикийцы, за руки, висели обескровленные голые мертвецы. Их тела были рассечены многочисленными аккуратными надрезами со следами запекшейся крови на груди, бедрах, подмышках и коленях. Создавалось впечатление, что все эти надрезы были сделаны с хирургической точностью, чтобы жертва не сразу истекла кровью, а как можно дольше мучилась, расставаясь с жизнью. Каменные плиты вокруг колонны были просто бурыми от крови, что недвусмысленно говорило о непрерывных казнях, проходивших на этом месте.

Позади колонны были выстроены скамьи, поднимавшиеся от поверхности вверх на несколько ярусов. «Для массового зрелища здесь поместится не слишком много народа, — решил Федор, который, невольно содрогнувшись, все же нашел силы рассмотреть строение, — скорее, похоже на место суда и вынесения приговора каким-то особым пленникам, которых нужно не просто расчленить, а предать долгой и мучительной смерти с позором. В назидание остальным. А жители, судя по всему, должны любоваться на это каждый раз проходя мимо».

Федор посмотрел в сторону улицы, которую они только что оставили за спиной, и заметил там людей, бредущих по своим делам. На первый взгляд праздные сапотеки не обращали на прибитых к столбу мертвецов особого внимания, видимо, пресыщенные такого рода развлечениями. Проходя мимо «позорного» столба, Федор еще раз против воли всмотрелся в лица мертвецов. Это были индейцы. Пленники из сопредельных племен, либо кто-то из своих, особо провинившихся перед народом и старейшинами сапотеков. Раздетые донага и разрисованные острыми ножами «хирургов», точно знавших, что нужно делать.

— Хорошую нам приготовили гостиницу, — мрачно пошутил Федор, когда их подвели к единственному входу в приземистое помещение, почти не имевшее окон, — очень похоже на скотобойню.

— Ты все еще думаешь, Федор, — каким-то странным тоном поинтересовался Леха, застывший перед низким косяком, словно перед входом в преисподнюю, — что стоило тащиться сюда через горы, чтобы тебе вот так изощренно выпустили кровь какие-то садисты? По мне лучше было погибнуть в бою с фалькатой в руке.

Федор выдохнул и снова вдохнул тяжелый воздух Монте-Альбана, напоенный кровью замученных пленников. И, сделав над собой усилие, пошутил:

— Не боись, Леха, — сказал он весело, что никак не вязалось с мрачной атмосферой окружавшего их здания, — поболтаем со старейшинами. Узнаем, что от нас хотят, попрощаемся и уйдем домой. Все просто.

— Я бы даже прощаться не стал, — проговорил, слегка повеселев, Ларин, бросил еще один взгляд на стену каменного барака и шагнул внутрь, увлекая за собой остальных.

Несмотря на присутствие за каменной стеной мертвецов, замученные долгим переходом финикийцы хорошо выспались, смирившись с судьбой. Более того, в тот вечер случилось неожиданное событие — их, впервые со дня пленения, отвязали от ненавистного бревна, освободив руки. Однако тут же замкнули ноги в деревянные колодки, так что передвижение даже по тому помещению, куда их определили, сделалось теперь почти невозможным.

Впрочем, в тот вечер никто из пленных финикийцев не обратил на это особого внимания. Никто не попытался вырваться и бежать, когда им неожиданно стали разрезать веревки и по одному отсоединять от сучковатого бревна, соединившего их, казалось, навечно. Даже Леха Ларин был настолько изможден этой бесконечной дорогой, что позволил надеть на себя деревянные кандалы. Лишь бы побыстрее рухнуть на солому и принять горизонтальное положение, дав отдохнуть уставшим мышцам.

Чайка также безропотно позволил снять с себя одни путы и надеть другие. И все же на следующее утро, спокойно разгибая плечи и поигрывая свободными запястьями, Федор ощущал едва ли не самый мощный прилив счастья за последние дни. Этому не мешали даже массивные колодки, в которые были замкнуты его ноги. Он сидел на соломе, которой щедро был усыпан каменный пол провонявшего смрадом помещения — «мертвецкой», как прозвал его командир карфагенян, — и смотрел на светлое пятно, которое давали три небольших окна под потолком.