— А зачем наблюдать за звездами? — прикинулся простаком Федор Чайка, подыгрывая желанию ученого сапотека лишний раз потешить самолюбие.

— Звезды говорят нам все, — ответил Итао, посмотрев на неразумного ученика со смесью удивления и даже презрения, — там живут наши боги. Они дали древним гигантам их власть над миром, а те в свою очередь многому научили ольмеков. И ольмеки уже много веков тоже наблюдают за звездами.

— Значит, здесь, в этом городе, — Федор с большим трудом проговорил все буквы местного названия Монте-Альбана, — тоже есть обсерва… тории?

— Конечно, — кивнул Итао, — когда мы закончим наш разговор, я покажу тебе одну из наших обсерваторий, через которую мы говорим с богами.

— А вы не боитесь, что Питао-Шоо разгневается на вас, как на древних великанов-гигантов? — усмехнулся Федор. — И разрушит этот город.

— Мы не стремимся украсть больше мудрости, чем нам дарует Питао-Шоо, — уклончиво ответил сапотек, которого этот вопрос против воли заставил вздрогнуть, что не ускользнуло от Федора, — а, кроме того, это только легенда.

«Ого, да ты, похоже, атеист, — подумал про себя Федор, — боги богами, но политику ведешь верно».

— А у вашего народа есть обсерватории? — поинтересовался в свою очередь Итао, вставая, что означало конец занятий на сегодня.

— Да, — кивнул Чайка, — мы тоже говорим с богами.

Все следующее утро Федор напрасно посматривал на массивную дверь, ожидая вызова на долгожданную прогулку по Монте-Альбану в сопровождении третьего жреца ягуара. Итао не пришел. Он не пришел и на второй день, и на третий. Когда миновало пять дней, Чайка стал терять терпение, решив, что жрец позабыл о своем обещании. Или передумал, решив изменить его.

— А может, заподозрил что? — спросил его Леха, развалившийся после сытного завтрака из лепешек, сыра и воды на циновке. — Ты там с вопросами не переборщил?

— Не знаю, — пробормотал Федор, сидя на своей циновке, как буддийский монах, и отрешенно смотря вдаль сквозь прорезь высокого окна, — конечно, вопросы я задаю, а как иначе узнаешь, что тебе нужно. Но наш учитель это любит, ты сам знаешь.

— Знаю, — кивнул Ларин, нехотя вспоминая, — только я не люблю.

Оба помолчали.

— Если он сегодня не придет, — прервал затянувшееся молчание Ларин, поправив бахрому индейского одеяния, которое им выдали недавно взамен совершенно истлевшего своего, — то дня через два на прогулке попробуем сбежать. Мы с Цорбалом и Пиргом присмотрели на стене одно местечко, где блоки отходят один от другого чуть больше и есть возможность вскарабкаться быстро наверх. Главное, чтобы лучники не успели среагировать.

— Успеют, — спокойно заметил на это Федор, тоже поправив свой балахон, если бы не отсутствие пояса, очень походивший на длинное японское кимоно, разукрашенное бахромой и рисунками каких-то божественных птиц, — для начала их как-то нужно нейтрализовать.

— Об этом не переживай, — отмахнулся скифский адмирал, — ребята тут уже так засиделись, что вскарабкаются на любую стену без всякого снаряжения и с лучниками разберутся голыми руками, если придется. Хоть с сотней. У них просто руки чешутся на каждой прогулке, только твой авторитет не дает.

— Так надо, — проговорил Чайка, повернувшись к Лехе, — еще нужно немного выждать. Ты же помнишь, географию долины я уже выведал, карту наизусть помню. Но мы не знаем еще, как из города выбраться. А это может быть сложнее, чем по полям бегать.

— Ну смотри, Федор, — пригрозил Ларин, — терпение на исходе. Если ты со своим гуру не договоришься о чем надо, придется выбираться отсюда, позабыв про него. Чует мое сердце, недолго нам здесь осталось.

— Я думаю, — попытался успокоить нетерпеливого друга Чайка, — думаю, как раздобыть карту города.

— Ты лучше думай, как оружие раздобыть, — тактично напомнил Леха Федору о недавнем разговоре.

Чайка снова умолк. Да, тут было о чем поразмыслить. Бежать из плена безоружными это было все равно, что совершить самоубийство. Весь город был наводнен вооруженными сапотеками, если не вспоминать про многочисленную охрану самого тюремного заведения, с которой предстояло разобраться в первую очередь. Ларин предлагал, взобравшись по стене внутреннего дворика, захватить башню, обезоружить охрану и прорываться в сторону большой городской стены, чтобы спуститься по ней вниз на каких-нибудь веревках. В этом лихом плане, не считая почти непрерывного сражения с многочисленными сапотеками, был еще один изъян — высоту стены они представляли себе весьма приблизительно, а, соответственно, и длину веревок, которые понадобятся. О том, где их взять, тоже пока не додумались. Но истомившемуся взаперти Ларину было все равно, он предлагал ввязаться в бой, а там видно будет.

— Найдем где-нибудь, — отмахнулся он от назойливых вопросов командира, пытавшегося продумать план побега до мелочей, — нам бы только оружие раздобыть да за стены КПЗ выбраться. А там разберемся.

Федор не соглашался, хотя понимал, что и в самом деле уже не сможет сдерживать своих бойцов слишком долго. Они, конечно, не в одной передряге с ним побывали, но провели в плену у сапотеков уже довольно большое время, веря в его авторитет, однако не получили пока никаких подтверждений, что побег удастся. Или хотя бы, что состоится попытка.