Драма продолжалась в комнате Сидонии. Крича, топая ногами, срывала Сидония с невыразимой яростью драгоценное платье со своего тела.

— Я отомщу за себя, я припомню им это! Я ненавижу их и буду вредить им изо всех сил! И она должна быть моей матерью, эта благородная мужичка? И я должна выйти за одного из этих болванов?!

Нина силой закрыла рот своей госпожи, которая от ярости укусила ей даже палец.

— Замолчите же, ради Бога, скоро придет старуха сюда, и вашему белоснежному телу придется попробовать ее руки! Успокойтесь, моя фея, моя дорогая любимица, предоставьте все сделать мне! Разве вы можете здесь достигнуть чего-нибудь силой? Идите, идите, ложитесь. Лучшее орудие женщины — хитрость, и тем хуже будет для них, если она исходит от такой прекрасной девушки, как вы! Будьте только благоразумны и — тогда!.. Ну, вот уже старуха здесь!

Отворилась дверь. Служанка принесла на подносе две тарелки с кушаньем и две кружки.

— Это для вас ужин, — сказала она равнодушно.

— Я сыта, возьмите назад!

— Нет, нет, — остановила служанку Нина. — Бедная девушка еще расстроена! Оставьте это и идите.

Служанка исполнила приказание Нины и вышла.

— Идите, моя милая, поешьте, мое единственное сокровище. Я уже знаю, как вас утешить. Поужинаем спокойно с вами. Потом ляжем, и я вам дам много хороших советов. Поутру вы встанете умной девушкой, и если будете благоразумны, вся Померания будет у ваших ног!

— Ты наставляешь меня на истинный путь, и ты должна носить мою благодарственную золотую цепь, пока я жива!

Нина плотно притворила дверь, и они обе начали есть с большим аппетитом, который, кажется, еще увеличился, невзирая на оскорбления. Шепот и хихикание за занавеской постели доказывали, что Сидония достаточно утешилась, чтобы спокойно заснуть и составить план действий для дальнейшего поведения.

Настало восхитительное утро. Сад замка и вся деревня утопали в сверкающей от росы зелени. Болотистые берега Ленивой Ины и роскошный лесок на севере представляли восхитительный вид, а далее простиралась Штатгартская долина, и на ней красовалась блестящая полоса озера Мадуа. Было около семи часов, и Сидония с Ниной, в легком ночном костюме подошли к открытому окну. Они смеялись так весело и спокойно, как будто ничего не случилось. Послышался стук в дверь — и вошла старшая дочь Веделя, Софья, с платьем в руках.

— Мать прислала тебе сказать, чтобы ты здесь носила это платье. Я советую тебе бросить свои берлинские причуды, они вовсе здесь не годятся. Праздничное платье сестры Схоластики будет тебе впору. Поспеши одеться, скоро придет мать.

Добродушен и убедителен был совет девушки, но он не подействовал. Когда Софья ушла, Сидония бросила сверкающий взгляд на Нину и надула губки.

— Ничего, я оденусь в эти лохмотья, но я все-таки буду лучше их всех!

Поспешно принялась она одеваться, и через четверть часа была уже готова. Платье было серое фризовое с синими оборками, синий корсет закрывал всю грудь и оканчивался маленьким воротничком. Так как костюм был немного узок, то формы Сидонии обрисовывались очень изящно и ясно. Одежда соответствовала жаркому времени, рукава были из белого полотна и прикрывали всю руку.

— Нина, вынь синюю ленту из моего узла, — засмеялась девушка, любуясь собой в зеркале. — К моим рыжим волосам она очень идет! Обвей косы вокруг головы и заколи золотыми шпильками.

Нина исполнила все.

— Ну, теперь хорошо? Действительно, моя мать глупа со своими роскошными нарядами, я научусь здесь быть красивой без всяких украшений. Пусть приходит теперь старуха! Ха, ха!

Служанка скрыла свое восхищение и отошла назад. Иоанна вошла и бросила взгляд на Сидонию.

— Это платье Схоластики?

— Вы должны это знать, тетушка!

Иоанна отошла несколько назад, осмотрела свою безумную гостью и ее лицо сделалось добрее.

— Теперь ты выглядишь очень хорошо, ты умеешь себя подать! Где ты научилась?

— Как все дочери — у своих матерей, тетушка. Разве герцогская обер-гофмейстерша не знает этого?

— Может быть, но я не понимаю, как она одевает девушку в такие бесстыдные платья! И притом открытая грудь!

— Разве я не должна надевать то, что мне дают родители? Признаться и мне не нравится походить на ведьму, но мать находит это чрезвычайно красивым. А грудь? Вы считаете, тетушка это неприличным, а я разве смотрю на это иначе? Вы посмотрите, при дворе даже жена герцога, гадкая старуха, выставляет напоказ свои кости! В Штеттине ни одна благородная женщина не ходит так как вы здесь!

— Очень дурно, что ваша мода столь откровенна. Женщина, мое дитя, не должна ничего показывать кроме лица и рук! Идем вниз. Будь скромна и думай, о чем говоришь. Я никогда не была так зла как вчера, а не должно выводить из себя человека!

Иоанна с Сидонией и Ниной сошли в зал. Завтрак был подан без детей. Впрочем, гостьи не обращали внимания ни на хихикание младших детей Веделя и Эйкштедта, ни на глупые шутки Леопольда, ни на видимое нерасположение Гассо, Софьи и Гертруды. Сидония была дружелюбна, учтива и довольно молчалива, она так сошлась с Иоанной, как будто уже десять лет жила в Кремцове. Нина в тот же день познакомилась со всеми в кухне и сделалась хорошей подругой служанок.

Восемь дней прошли спокойно, Иоанна строго следила за Сидонией, которая была очень хорошей, усердной рукодельницей. Умела не только рядиться, но и отлично шила, делала чепчики, пришивала для тетки оборки, воротнички, пуговицы. Иоанна наконец убедилась, что ее племянница знает очень много хорошего и очень неглупая девушка. Неделю спустя Иоанна спросила Сидонию, кого из детей она хотела бы видеть друзьями.

— Буссо, тетушка, хороший юноша. Он не так горд, как старший, и не так зол, как Леопольд. Но Анну фон Эйкштедт я очень люблю, она даже плакала, когда вы меня ругали за мое платье.