— Да, я — «окладник», — ответил нему. — И счастлив тем, что получаю свой оклад за то, что освобождаю общество от таких, как вы. Да, у меня никогда не было машины. Но зато я спокойно хожу по родному городу, вижу, что меня уважают. Воспитываю детей, хочу, чтобы они выросли честными. Это огромное счастье не купить ни за какие деньги, поэтому я неизмеримо богаче вас.

Мой собеседник замолчал.

Доказать ненужность, бесполезность, никчемность такого существования весьма несложно. Ведь если разобраться детально, рассмотреть преступника таким, каков он есть, увидишь нищенскую душонку, убогость мышления, жадность и мелочность, способность на любую подлость во имя низменных интересов и инстинктов.

Главная задача милиции, следствия, по-моему, и заключается в том, чтобы показать омерзительность существования для себя и за счет других. Когда люди будут негодовать по поводу любого недостойного поступка, тогда преступления станут попросту невозможными, тогда мы сможем с чистой совестью сказать: «Милиция свою задачу выполнила».

…Навсегда останется в памяти дело Игоря Львова. Супруги Кожевниковы написали заявление, в котором обвиняли его в том, что «Львов, будучи в нетрезвом состоянии, учинил в их квартире погром, перебил посуду, ударил по лицу Владимира Кожевникова, оскорблял хозяев нецензурными словами». На первый взгляд ничего сложного — типичное хулиганство. В соответствии с терминологией Уголовного кодекса — статья 206, часть вторая.

Да, все было именно так, если бы не одно упущение в заявлении потерпевших. Игорь Львов был в доме Кожевниковых гостем. Вместе с Игорем — об этом я узнал позднее — там находился Иван Лапшин. Пригласил их к себе Владимир Кожевников. На кухне «дружки» распили три бутылки водки. Потом и начался скандал. Было еще одно обстоятельство: Игоря Львова пришлось поместить в больницу с переломом левого предплечья и двух ребер.

Ездил в больницу к Игорю, беседовал с его матерью, с соседями Кожевниковых, нашел Ивана Лапшина, который уже разыскивался как злостный неплательщик алиментов. Провел серию очных ставок. Что же в конце концов выяснилось?

Действительно, посуды на кухне побили немало. Была и нецензурная брань. Только драка началась, когда хозяин предложил Лапшину и Львову похитить материальные ценности с базы одного из строительных управлений, а впоследствии сбыть похищенные стройматериалы по спекулятивной цене. Вывезти краденое с базы должен был Львов, шофер грузовой машины. Тот наотрез отказался. Вот тогда все и началось. Когда Игорь упал, Владимир пинал его ногами, а потом снял с пальца Львова золотой перстень — в счет, мол, побитой посуды. Но прежде чем передо мной предстала истинная картина, прошел месяц напряженного, кропотливого труда. Нужно было увидеть лицо каждого участника драки, вникнуть в ее причины. Дело не совсем простое, если принять во внимание, что участники разыгравшейся в тот вечер драмы были ранее судимы. Лапшина к тому же разыскивала милиция. Ну а про Кожевникова и говорить нечего — прошел огонь, воду и медные трубы!

И все-таки истина восторжествовала. Мне же этот случай особенно памятен не потому, что зло наказали, а потому, что не пострадал Игорь Львов, потому, что человек увидел: на его стороне закон, его защищает милиция.

Не знаю, как сложилась дальнейшая судьба Игоря, но тогда я видел счастливое, благодарное лицо. Я видел глаза человека, который понял, что ему верят, что он не одинок. Такое забыть невозможно. Как невозможно забыть глаза, которые молят о помощи, требуют справедливости, доброты.

Теперь, когда я размышляю о работе следователя, я вижу в ней главное — борьбу за торжество справедливости. И в этой борьбе следователь обязан победить.

Перекресток двух улиц с самого утра был весьма оживлен: бойко торговали овощные лотки, сочные краски их натюрмортов как бы бросали вызов пасмурной осенней погоде. По соседству небольшая очередь — люди в основном немолодые — сбилась под козырьком здания, на котором читались крупные зеленые буквы, словно выведенные рукой отличницы-первоклассницы: «Сберкасса».

Заведующая Маргарита Ивановна, средних лет женщина, подошла к дверям сберкассы в сопровождении двух молоденьких сотрудниц — Иры и Лены.

— Приступаем, девочки, — привычно сказала она, достала из сумки узкий футляр, вынула оттуда ключ и вставила в замок.

Ира и Лена помогли ей развести створки первых дверей, открыли вторые.

В помещении сберкассы Маргарита Ивановна нажала несколько тумблеров, сняла телефонную трубку:

— Утро доброе, «Онега». «Тридцать семь. — одиннадцать» на объект прибыли. Все в порядке. Спасибо. — Она положила трубку, сняла плащ. — Теперь сейф, девочки.

Втроем они прошли в глубь помещения. Щелкнул замок, и плавно открылась тяжелая дверь сейфа. Женщины, заглянув внутрь, в один голос ахнули и с изумлением уставились друг на друга.

Маргарита Ивановна бросилась от сейфа, ее рука с силой нажала сигнал «Тревога».

Через считанные минуты, сверкая проблесковыми маяками, прибыл милицейский «газик». Едва он притормозил, оттуда выпрыгнули сотрудники. Один остался у входа в кассу, а лейтенант милиции, старшина с автоматом и двое сержантов побежали во двор.