— Это почему?

— Подозрений было бы меньше, если накроют. По стволу определят, что не стреляли: ржавый, запущенный. А почищен и смазан — значит, стреляли и чистили. С грязным меньше проверок. Еще чернуху повесят, замоченного…

— Какого замоченного?

— Убитого.

— Ну?! — испуганно воскликнул Жижичкин.

— Вот те и ну! Ладно, не дрейфь, пошутил я. Там тоже не дураки, каждая «пушка» имеет свой почерк. Как человек. А по пулям определят, из нашего или из какого другого оружия шмаляли. Сколько пуль ни выпустишь из одного и того же пистолета, след на них один. У них специальные приборы есть. Найдут и сличат пули, то есть найденную и специально отстрелянную в тире. Теперь усек? Так на фига они нам, патроны? Пускай заместо пугача пистолет используем.

Утром они бодро подошли к одиноко стоявшей на пустыре палатке вторсырья.

— Что принесли, ребята? — спросил краснолицый утильщик.

— А вот! — И Глотов положил пистолет на чашку весов, не выпуская рукоятки из руки. — Сколько потянет?

У палаточника округлились глаза и вытянулись губы. Ему приказали поднять руки.

Пожилой человек по утрам не занимался физкультурой, у него быстро затекли руки. Но опустить боялся. А Жижичкин скоренько выгребал из ящичка наличные деньги, ревизовал карманы утильщика. Потом разрешил опустить руки и снял с левой часы.

— Теперь, папаша, снимай кольцо, — сказал Глотов, играя пистолетом, — золото нынче в цене, и я не могу тебе его оставить.

— Это же обручальное, ребята, — взмолился тот.

— Понимаю, — сказал Глотов, — но ты все же побыстрей действуй. Будут идти люди, мы за тебя утиль принимать не будем — тебя самого сдадим в макулатуру.

От страха палец у старика вспотел, но он, хоть и с трудом, вывинтил палец, оторвал приросшее за десятки лет кольцо и подал его, унимая лязг зубов, на добрую половину желтевших золотом. Жижичкин пошутил:

— Ничего, папаша, не трясись. Зубки оставим. В залог. Мы не дантисты. Да и клещей не прихватили.

Грабители ушли, а утильщик долго еще стоял в глубоком раздумье: кричать, звать на помощь? Но он воздержался от заявления о случившемся в милицию. В этом ограблении потом сами обвиняемые признались. Оказывается, старым утильщиком уже интересовались работники ОБХСС, и тонкая ниточка предположений привела их к другому клубку, который они недолго разматывали. И узнай Глотов и Жижичкин, сколько денег, золота, бриллиантов и других ценностей изъяли при обысках на квартире и двух дачах у их потерпевшего, сильно бы затосковали.

Смочив слюной глаза и приняв скорбный вид, Жижичкин встал у дверей загса и стал предлагать всем входившим и выходившим обручальное кольцо. Говорил, что осталось от внезапно скончавшейся невесты. Сочувствующий быстро нашелся и купил, правда, заплатил за кольцо вдвое меньше розничной цены.

Вечером, пропивая вырученные деньги, Глотов спросил Жижичкина:

— Ты что же, змей, делаешь? Зачем, когда на деле были, грозил старичку палец отрезать, если кольцо не снимется, да еще зубы вырвать. С тобой нельзя дело иметь, Слава. Ты — садист! — И Глотов сплюнул на пол в сторону Жижичкина. — Ты со мной пошел за бабками, а не фокусы вертеть. Зачем дразнить? Засыпемся, так такой, как этот дед, с костями съест, сжует.

— А засыпемся, Митюша, тогда какая разница, кто нас съест и как?

— Для тебя нет, а для меня есть. И вообще, я этого не признаю! Бери у людей, воруй, вломи кому, если придется, но зачем же травить…

— Да я, Витя, сам всю жизнь затравленным хожу. Я почему, думаешь, к тебе прилепился? Эх, да что тебе объяснять!..

— Что же, объясни, коли начал. Почему же ты ко мне прилепился? Скорей всего из-за бабок.

— Нет, Витек, денежки — они, конечно, нужны, вот пьем на них, но не они прилепили. Да разве это деньги — так, мелочишка. Не стоят риска. Финала. Не могу, Витя, тебе сказать, не решаюсь.

— Значит, в темную со мной пошел? — повысил голос Глотов. — Тогда катись от меня, отваливай с концами!

Жижичкин налил себе еще водки, выпил и продолжил:

— Не могу не травить, нет удержу! Сидит это во мне! Еще со школы, со второго класса, когда меня один парень из девятого — за что, сам не знаю, мучил, гад, проходу не давал. Ну а я… Кому пожалуешься? Мать вкалывала круглые сутки, отец был на фронте и не вернулся.

Жижичкин помолчал. И снова зажегся:

— Одного пацана поставил к стенке на перемене, приказал на колени встать, а он не встает. Потом избил его в кровь.

— А что до этого было? — допытывался Глотов, а Жижичкин отводил глаза, не хотел сказать. — Хочешь, сам за тебя отвечу? В морду он тебе плюнул! Точно?

— Ну, плюнул, — сознался Жижичкин. — Что из того?

— А то, что плевок — не кровь, не отмоешь! Дельный пацан был. Мне бы его вместо тебя.

Бледный от выпитого Жижичкин прошипел с вызовом:

— Не пошел бы он к тебе, Витя! Это я пошел, потому как я при тебе — герой, человеком себя чувствую. Смелый я при тебе. Вот и изгаляюсь над ними, нашими «кормильцами», вроде этого утильщика. Спасибо, Витя, мерси, кореш!