Но, несмотря на значительные потери, депутатский корпус продолжал наступление на исполнительную власть. Положение Кремля ухудшилось после того, как в Совете Федерации появились избранные главы регионов и местных законодательных собраний, которые, в отличие от своих предшественников, частенько помогали Думе преодолевать президентское вето. Тот же Глазьев служил в аналитическом управлении верхней палаты и уже оттуда по мере сил мешал исполнительной власти.

Иногда Красоткин с ужасом думал о том, что было бы, если бы помимо коммунистов в эту Думу прошло еще несколько бузотеров из прошлого созыва. Хлопот хватало и без них.

К величайшему облегчению президентской администрации, кроме действительно неудобных для исполнительной власти законопроектов, Дума занималась и другими инициативами, само название которых могло вызвать только иронический смех. Появление проектов «О пчеловодстве» или «О племенном животноводстве» породило целую серию язвительных репортажей и комментариев, суть которых сводилась к тому, что Дума валяет дурака в постоянном режиме вместо того, чтобы принимать нужные для страны и общества законы.

Красоткин считал, что если бы администрация президента и правительство работали согласованно, то через Думу можно было бы провести в принципе любое нужное решение. У исполнительной власти в руках был огромный политический ресурс — федеральный бюджет, и когда она им пользовалась, многие депутаты становились как шелковые. Красоткин не раз видел, как вития, требующий отставки президента с трибуны пленарных заседаний, становится совсем другим человеком, попав в кабинет к заместителю министра финансов.

Сотрудники Красоткина постоянно отслеживали депутатские голосования и готовили справки по статистике голосований каждого из народных избранников. Всякий раз, когда депутат готовился нажать на кнопку для голосования, он должен был держать в голове возможные последствия.

Однако все силы и исполнительной власти, и союзных ей олигархов уходили на междоусобную борьбу, в которой участвовали и фракции, и отдельные депутаты. Всем было не до законотворчества.

Дойдя до описания думских комитетов, Красоткин споткнулся о фразу: «По регламенту в комитете не может состоять меньше 12 и больше 35 человек». Ерунда, подумал Красоткин, это правило никогда не соблюдалось и никогда соблюдаться не будет. В бюджетном комитете под пятьдесят человек и никого это не смущает. В то же время в комитетах по делам национальностей, экологии и вопросам геополитики никогда больше десяти депутатов не было, чуть больше народу состояло в комитете по делам ветеранов.

Красоткин в принципе считал, что после думских выборов 1995 года можно было бы пересмотреть всю структуру, сократив число комитетов как минимум вдвое, оставив только жизнеспособные. Однако при сложившейся практике, когда каждая фракция и депутатская группа считали своим долгом делегировать своих представителей на как можно большее число постов, санация комитетов была невозможна.

Упоминание о пороге численности было формальностью еще и потому, что для значительной части депутатов было совершенно все равно, в каком комитете состоять.

В первые месяцы работы второй Думы парламентарии так часто меняли комитеты, что это получило название «вакханалии переходов».

Красоткин, публично посмеиваясь над «перелетами», на самом деле понимал, что депутаты бродили из комитета в комитет не просто так

Думский регламент обязывал состоять в комитетах всех депутатов, кроме спикера, его заместителей и руководителей фракций и групп. Итого по комитетам должно быть расписано 435 депутатов, больше половины из которых, как считал Красоткин, были решительно не приспособлены к работе в парламенте и, придя в него, не очень понимали, что им тут теперь делать.

Некоторые выбирали занятия согласно своей прошлой специальности: экс-журналисты записывались в комитет по информационной политике; те, кто работал в области ТЭК, отправлялись в комитет по промышленности и энергетике; аграрии также шли в профильный комитет. Казалось логичным, что известный офтальмолог Святослав Федоров стал членом комитета по охране здоровья, его однофамилец Борис Федоров, бывший министр финансов, вошел в бюджетный комитет, а Александр Лебедь, пока был депутатом, работал в комитете по обороне.

Однако никто из них, равно как и многие другие знаменитые депутаты, проявить себя не смогли. Знания и опыт, полученные в прежней жизни, далеко не всегда помогали в законотворчестве.

Депутат, имевший за плечами опыт работы директора средней школы, оказывался бесполезным в комитете по образованию, а бывший генеральный директор какого-нибудь ЗАО был абсолютно номинальной фигурой в комитете по собственности или экономической политике. Красоткин видел, как депутаты, не имевшие ни должного образования, ни опыта парламентской работы, терялись на Охотном Ряду и в массе своей следовали в фарватере своих более поднаторевших в законотворческих баталиях коллег.