При слове «изувечить» Железнов похолодел. А Пронин произносил страшные слова обыденным тоном. Таким тоном врачи говорят о болезнях.

– Ну, устранить товарища Сталина ему не удастся – даже ценой жизни. Тут максимум, на что он может рассчитывать, – это шум и дым коромыслом. Но мы предполагаем, что Бронсон может воспользоваться помощью агента иностранной разведки, работающего на территории Кремля. Его имени мы не знаем и это, конечно, не делает нам чести. На что способен этот агент? Если они идут ва-банк – он может устроить террористический акт на глазах у Бронсона. В кабинете товарища Сталина это невозможно, но на территории Кремля – вполне вероятно. Этот акт через Бронсона получит вполне официальную международную огласку. И мы не сможем выкрутиться: Бронсон-то вполне официально будет пастись в Кремле... Другой вариант – Бронсон просто мило побеседует с товарищем Сталиным. Весь мир будет умиляться, что вождь мирового пролетариата нашел общий язык с американским журналистом. А через несколько дней случится громкий скандал. Обнаружится, что Бронсон – закоренелый антисоветчик, шпион, что он связан с белогвардейским подпольем в СССР, что один из его агентов работает в Кремле. Ради такого случая они пожертвуют агентом. Это будет весьма доказательная сенсация. Ни слова лжи!

– Черт побери! – не удержался Железнов. – Неужели Бронсон рискнет репутацией?

– Вполне возможно. Ты посмотри, как велика ставка! Троцкий в Мексике до потолка подпрыгнет. До сих пор он писал о товарище Сталине озлобленные мемуары, в которых весь мир видел только желчь и зависть. А тут во всех компартиях мира пойдет обсуждение связей товарища Сталина со шпионом многих разведок Уильямом Бронсоном. Троцкий получит козырного туза. Как ты понимаешь, это на руку всем тем, кто хочет ослабить советское государство. Такого оружия против товарища Сталина ни у Троцкого, ни у господ с берегов Потомака до сих пор не было...

– Значит, именно эту версию ты считаешь наиболее вероятной?

– Назовем эту гипотезу «Поцелуй Троцкого». Помнишь про «поцелуй Иуды»? Кто годится на роль Иуды лучше, чем Троцкий? Но мы не будем отдавать пальму первенства ни одной из версий, я просто рассуждаю, не более. И ты будь осторожен! Мы пытаемся предугадать действия врагов, но враги все равно действуют по-своему. Никогда чрезмерно не увлекайся гипотезами, не впадай от них в зависимость. У нас есть щит и меч. Будем обороняться и нападать так, что враги пожалеют. Пожалеют, что пришли к нам с мечом.

– Ты собираешься драться на костылях?

– Неприлично напоминать инвалиду о его увечьях! Не могу же я ждать, пока раны заживут. Бронсон-то ждать не будет. А ты не смейся над костылями. При нашей работе от них зарекаться нельзя. Между прочим, при случае костыль может пригодиться и в качестве оружия.

– Хотите огреть Бронсона по макушке?

– Не огреть, а отоварить. Не отказался бы.

– Товарищ майор, у меня есть предложение, – сказал Железнов официальным тоном. – Разрешите обратиться?

– В романах в таких случаях говорят: я весь – слух!

– Если Бронсон так опасен, если речь идет о престиже советской державы, если этот американец стал угрозой для товарища Сталина – я предлагаю хирургическое вмешательство. Давайте просто пристрелим этого негодяя. Я бы мог взять на себя эту операцию. Мы с Кирием...

Пронин повелительно поднял руку – и Виктор замолчал.

– А вот это выбрось из головы и закопай в пустынном месте. Стыдно, товарищ Железнов!

– Не понимаю, Иван Николаевич. Что же, у нас не может произойти бытовое убийство иностранца? Сто раз такое бывало. И в любой стране такое случается. Люди гибнут на улицах, в такси, в гостиницах. Такова жизнь.

– Нет, Виктор, жизнь не такова. Закон жизни заключается в том, что ты – разведчик, чекист. И твоя работа – обвести вокруг пальца противника. Прижать его. Хитростью и силой заставить его работать на нас или сесть в лужу. Мы не снайперы на фронте, а разведчики. И не стоит вам с Кирием стремиться в наемные убийцы. Это в Америке убийство стало профессией. Знаешь, как там называют убийц? Не знаешь? Очень просто – киллерами. Нам такая специальность не нужна. Киллеры не помогут в социалистическом строительстве. Стыдно, Витька! Это к тебе, наверное, от голода всякая дичь в голову лезет. А то Агаша нам только напомнила об ужине – и пропала.

– Ты сам ее запугал вопросами.

– Такую запугаешь! Просто она решила немного поморить нас голодом по заданию американской разведки. Но мы ее разоблачим.

Спал Пронин недолго. Главное – он все-таки поспал перед сражением. Тот, кому приходилось работать до двадцати часов в сутки, знает, что поспать час и даже полчаса – это гораздо лучше, чем не спать вовсе. А ровно в шесть часов утра сквозь сон его озарила гениальная мысль: он понял, как бороться с Бронсоном. Пронин немедленно проснулся, но гениальная мысль куда-то испарилась. Так он ее и не вспомнил. Что делать? Стричься, бриться, умываться. И выкручиваться без гениальных ходов, которые таинственно приходят и так же таинственно исчезают. Проснувшись, Пронин быстро превратился в бодрого и озабоченного человека, который аккуратно пил кофе и ел яйцо всмятку, натягивал отутюженные бостоновые брюки с помочами. Поправлял гейшу и надевал на нее парадную белую рубашку с большим жестким воротником, от которого пахло больничной чистотой. Собрался по-военному быстро и пешком, вприпрыжку (это заменяло ему утреннюю гимнастику) спустился в подъезд.

– Доброе утро, Адам! Сегодня в Кремль едем. Через Троицкий мост.

Ну вот и Моховая – роковая улица этого дела.

– Странная улица эта Моховая – как ты считаешь, Адам?

– Улица как улица.

– Ну посмотри: улочка-то фактически вдоль Кремля течет, в самом центре столицы нашей Родины. И при этом – такие скромные двухэтажные домишки. Просто какие-то казармы в провинциальном городке. Разве это не странно? Все-таки Москва – не столичный город.

– Это как?

– Очень просто. Не столица, а большая деревня. В которой есть и архитектурные шедевры, и размах имперский, а рядом – избушки да бараки. Так было всегда. А во-о-он там видишь здание с колоннами? Архитектор Жолтовский построил, совсем недавно. Был я у этого архитектора, он в этом деле сыграл определенную роль. Можно сказать, вывел меня на есаула... И вот этот его дом – красавец! – смотрит на все наши мельтешения по Моховой. Вот такой я вижу Москву будущего.