Шрифт:
Несмотря на эту разницу или, напротив, благодаря ей, два кузена в то время отлично ладили между собой. Они часто писали друг другу письма. Когда была возможность, Жак-Рене навещал Эстена в Буасси. Он привозил ему свежие новости из города. Они жили в замке, но чаще предпочитали ферму, где проще было поддерживать порядок.
Легко можно представить себе, какое наслаждение доставляла обоим юнцам такая беззаботная жизнь. Однако можно и догадаться, что мало-помалу разница их положений начинала ощущаться все сильнее. С каждым приездом Жак-Рене все откровеннее демонстрировал свое умственное превосходство над кузеном. К тому же история с мадам Коффен набирала обороты, Жак-Рене сочинял, фантазировал, привирал, хвастался — короче говоря, в конце концов стал невыносим. Однажды Этьен не выдержал и воскликнул:
— Да ты, пожалуй, даже не поцеловал ее ни разу! Предъяви хоть одно доказательство!
Вернувшись в Алансон, Жак-Рене решил сразу взять быка за рога. Он направился прямиком в аптеку, подошел к прилавку и сказал мадам Коффен:
— Мадам, вы стоите передо мной как видение. Вы словно сошли со странниц книги. Вы восхитительны.
— Надо же, маленький Жак, какой ты, оказывается, любезный! Твоя матушка здорова?
— Она в беспокойстве. Думает о будущем своего сына.
— Но она, по крайней мере, счастлива, что он у нее есть.
— Он может умереть.
— Да что ты такое говоришь!
— Если я не напишу вам письмо, я умру. Вы позволите вам написать?
— Интересно, что такое ты хочешь написать мне, о чем нельзя просто сказать?
— Стихотворение.
— Но это же прекрасно! Я люблю поэзию.
— Это любовное стихотворение. Я его еще никому не показывал. Оно все скажет лучше меня. Вы согласитесь его прочитать?
— Боюсь, я неважный знаток…
— А мне и не нужен знаток, мадам. Мне лишь хотелось бы, чтобы ваши глаза остановились на этих строчках. Они мне дорого стоили — я, можно сказать, резал сам себя по живому. Вы видите, я весь горю. Я болен. Но мне известно лекарство, и вам тоже.
— Какая дерзость!
— Вы смеетесь? Ну, и отлично! Значит, решено? Вы прочтете?
— Ты очарователен.
Жак-Рене покраснел, положил на прилавок сложенный листок бумаги и, неловко поклонившись, вышел.
Мадам Коффен знала маленького Эбера много лет, как и всех остальных по соседству, но сейчас впервые увидела в его глазах нечто волнующее, благодаря чему он вдруг показался ей красивым, несмотря на небольшой рост. Она развернула листок и прочитала:
Я родился в январе, В феврале или в марте, Не помню, в каком году, Не знаю, сколько мне лет. Это ангел, слепой и глухой, Глупый, как индюк, Кумир предместий, Мастер „за“ и „против“, Высится, как башня, Его тень обходит вокруг мечты И любовного гнездышка.Мадам Коффен сложила листок и спрятала его за корсаж. Еще множество раз, в перерывах между визитами клиентов, она вынимала его, разворачивала и перечитывала, едва удерживаясь от смеха; и даже обслуживая покупателей, то и дело, словно по рассеянности, она слегка дотрагивалась кончиками пальцев до скрытого за корсажем сложенного вчетверо листка. Она чувствовала себя глупой, такой же глупой, как и это стихотворение, но в то же время оно напоминало ей о Париже, где разные господа сочиняли для нее роли, в обмен на поцелуи или что-то более серьезное.
Все это время Жак-Рене пробыл в своей комнате, ожидая благоприятного знака, но его не было.
На следующий день он не выдержал и снова пошел в аптеку. Мадам Коффен была там — вместе с мужем.
Месье Коффен гордился тем, что был самым знаменитым — и самым счастливым — рогоносцем в округе, поскольку благодаря его легкомысленной жене аптека процветала. Впрочем, Месье Коффен и сам не упускал своего, при этом у него даже было преимущество — он точно знал всех своих соперников, и его забавляли их страхи, угрызения совести и фальшивые предлоги, с которыми они постоянно заходили в аптеку. Увидев очередного смущенного подростка, с чьим отцом некогда был знаком, он сжалился и ушел в подсобку якобы за сиропом от кашля.
Жак-Рене еще сильнее смутился, догадавшись о причине такого великодушия. Но аптекарша улыбнулась ему, делая знак приблизиться. Потом открыла шкафчик и достала из него то, чего Жак-Рене так ждал, — ответное письмо. Мадам Коффен быстро протянула ему сложенный листок и погладила его по руке. Несколько секунд они стояли рядом, в молчании глядя друг на друга и соприкасаясь лишь кончиками пальцев.
Потом Жак-Рене опрометью помчался домой, заперся у себя в комнате и развернул листок.