— Да уж, — выдохнул я, — повезло…

В голове метались мысли. Инквизитор уезжает. Как? Уже? А зачем же он тогда сюда заглядывал? Зачем жил тут полмесяца, ежедневно вгоняя меня в дрожь?

— Дела, мастер Груви, дела… — вздохнул тот, снова наполняя кружки. — Если бы вы знали, как иногда хочется отдохнуть, забыть обо всем на свете, просто посидеть дома сложа руки… Но мы не принадлежим себе, увы, Згаш, — мне можно называть вас просто Згашем? Вы же в два раза моложе меня… Сколько, кстати, вам лет?

— Двадцать пять, — ополовинив кружку, ответил я.

— Уже? И когда был день рождения?

Я напряг память. Вот бесы! Совсем забыл…

— Позавчера.

И ни одна собака не напомнила! Я уж молчу про поздравления и все такое… Потрясение пришлось опять заливать вином.

— Вот как? А мы вас так и не поздравили. Прошу прощения! — Инквизитор опять обнял за плечи. — Но я обещаю что-нибудь придумать. В конце концов, нас с вами так много связывает… связывало. Что вы предпочитаете? Редкие книги? Ценные артефакты? Абонемент на посещение какого-нибудь святилища? Хорошее вино? Путевку в паломничество по святым местам?

— Свободу…

— А вы шутник! И оптимист к тому же! Мы оба не принадлежим себе, Згаш Груви! Мы оба не имеем права свернуть с той дороги, на которую однажды ступили. И все, что остается, это пройти как можно дальше, не остановиться и не повернуть вспять. Так давайте выпьем за наше предначертание!

Пить совсем не хотелось, но напряженные нервы требовали расслабления, и я опрокинул в себя кружку. После чего решительно встал, сбрасывая с себя руку инквизитора:

— Мне пора!

— Куда? — Тот постарался силой усадить меня на место.

— Домой. Я…

— Вас там кто-то ждет? Есть срочные дела? Опаздываете к любимой женщине?

Любимая женщина — богиня, слишком занятая для того, чтобы обращать внимание на смертного мужа. Срочных дел не предвидится — с заказами обещал разобраться мэтр Куббик, на дежурство в храм Смерти отправлены практиканты. Но именно поэтому я попятился, мотая головой:

— Мне надо! Срочно…

Сзади хлопнула дверь.

— Ого! Какие люди — и без охраны! — сотряс стены трактира жизнерадостный бас пра Бжемыша. — Просто подарок судьбы!

Я стремительно обернулся — и чуть не врезался носом в торчащую колом бороду священника.

— И вы тут, конкурент? — возопил тот, распахивая руки для объятий. — Значит, охрана все-таки имеется? А? Ловок, ловок, бес шальной, ничего не скажешь!..

Увернуться от загребущих конечностей пра Бжемыша шансов не было. Я еле успел выставить вперед ладони, чтобы не разбить нос о висевший на широкой груди святого отца амулет.

— Привет честной компании! — Пра подтащил меня обратно. — В честь чего пьем? Примирение враждующих группировок?

— Меня провожаем, — любезно объяснил инквизитор. — Я завтра покидаю ваш славный город.

— Да? — как-то по-детски удивился священник. — А что так скоро? Не понравились Большие Звездуны?

— Дела призывают меня ехать обратно в орден, и как можно скорее, — скорчил инквизитор постную мину.

— Жаль, жаль… — Пра Бжемыш, не выпуская меня из захвата, плюхнулся на скамью, вынуждая сделать то же самое. — Ну, за это надо выпить!

Стон трактирщика, который понял, что сегодня ему явно работать в убыток, и мой вопль слились воедино.

Мерин переставлял ноги с расчетливой осторожностью, чтобы кулем висевший на нем всадник не свалился в грязь. Начиналась осень. Еле дотерпев до окончания страды, зарядили дожди — мелкие, но занудливые, постепенно превращая дороги в грязное месиво. Сейчас тоже моросил дождичек; капельки стекали по щекам, заползали за шиворот, заставляя неуютно ежиться.

Ох, что ж я так надрался-то? И ведь не хотел пить! До последнего отказывался! Но когда в тебя в четыре руки вливают кружку за кружкой, отказаться трудно.

Палач, кстати, в экзекуции не участвовал. Он просто выразительно хрустнул пальцами и извинился — на всякий, так сказать, случай, но этого было достаточно, чтобы я сдался. За первой кружкой последовала вторая, потом — третья, потом… Плохо помню, что было потом. Кажется, кто-то кому-то жаловался на жизнь. Очень надеюсь, что это был не я… Помню только, что на лошадь меня подсаживали втроем, и кто-то — кажется, сам пра Бжемыш — все рвался проводить до дома.

Мерин последний раз переступил ногами, резко остановился, уткнувшись носом в преграду, и я мешком сполз наземь, больно ударившись боком о ступени.