Я бы все равно не сумел опередить этот Т-4 с его толстой короткой пушкой, но из-за спины ударила догнавшая нас «тридцатьчетверка». Болванка, выпущенная с восьмидесяти метров, пробила лобовую часть немецкого танка между пулеметом и смотровой щелью механика-водителя. Этот снаряд спас нашу машину, не дав возможности немцам выстрелить. Зато выстрелили мы. Попали, хоть с запозданием, но удачно. Из боковой дверки вывалился танкист в черной куртке, а следом выплеснулся язык горящего бензина.

Нас было больше, и мы атаковали. В руках атакующих — инициатива. Я все же подбил в этом бою один Т-4, влепив снаряд в дверцу башни. Не удержавшись, закрепляя счет, ударил вторым снарядом в выломанный проем и понесся дальше, подгоняя Колю.

Мы прорвались почти до хутора, но сильный огонь противотанковых пушек заставил нас отступить, стреляя осколочными снарядами по вспышкам 75-миллиметровок. Наше командование понимало, что за ночь немцы укрепятся. На прямую наводку выкатили дивизион 122-миллиметровых гаубиц. С расстояния менее километра, под сильным минометным огнем, дивизион выпустил сотни три снарядов, заново перемешав кучи глины, кирпича, засыпая подвалы — доты. Только после этого мы взяли хутор.

Срочно окапывались, искали готовые убежища. Кидали в уцелевшие подвалы гранаты. Иногда вместе с взрывом раздавался крик обреченных немцев. Четверо фрицев, выставив палку с грязным полотенцем, сдались в плен. Их погнали в тыл. Ротные командиры, получив инструкции, расставляли танки. В нашей первой роте из десяти машин осталось пять. Шестой танк чинили ремонтники. Обещали к вечеру восстановить. Несмотря на потери, ротный Антон Таранец выглядел веселым.

— Алексей, принимай взвод. Вечером обмоем.

Так, через полтора года войны я принял свой первый взвод, состоявший из двух танков и уцелевшего механика-водителя погибшего взводного. В отношении его у меня уже были планы, и я сразу предложил ему:

— Пойдешь ко мне механиком?

— Пойду, — закурив и малость подумав, отозвался тот. — Меня, кстати, Иваном Федотовичем кличут. А фамилия тоже Иванов. А то литр вместе выпили и даже не познакомились.

Таранец дал согласие на перевод. Ламков обиделся едва не до слез. Но стрелок-радист и заряжающий доходчиво объяснили ему.

— Мы жить хотим, Колян. Тебе еще учиться надо. Учись с кем-нибудь другим. И не хнычь, дурак! Пока в резерве побудешь, подуркуешь. А нам опять в бой.

Иванов уже осматривал свое новое место, двигал рычагами, что-то бормотал под нос. Ротный Таранец, отозвав меня в сторону, спросил:

— Как Скариди себя в бою вел?

— Это мы у него сейчас спросим. Анастас, иди сюда.

Когда он подошел, я приказал:

— Доложи командиру роты, сколько выпустил в бою снарядов.

Младший лейтенант замялся. Выглядел он неважно. Растерянный, хоть и пытающийся казаться бодрым. Бушлат с оторванными пуговицами, в пятнах крови, на поясе зачем-то висел немецкий нож-кинжал в кожаных ножнах.

— Точно не помню. Надо сосчитать.

— Считай, — сказал я и обернулся к Лене Кибалке. — Сколько мы с тобой снарядов выпустили?

— Двадцать семь бронебойных и девятнадцать осколочных. Всего — сорок шесть штук. Может, на один ошибся.

Вернулся от своего танка Анастас Скариди. Догадался застегнуться на все пуговицы, туго подпоясать бушлат. Козырнул ротному:

— Докладываю, что экипажем танка выпущено по врагу шестнадцать снарядов.

— Экономил боеприпасы или отсиживался?

— Ну, вы же знаете, нам прямо в лоб снаряд закатили. Стрелка-радиста убили, пожар начался.

— Брось, Анастас, — перебил его Таранец. — Погиб товарищ. Что ж теперь, не воевать, весь бой оплакивать его? Приводи машину в порядок и больше не вздумай от боя уклоняться. Стрелка-радиста я тебе дам. Пробоину чем-нибудь заделайте и кровь обмойте. Пулемет-то цел?

— Целый.

— Ну, иди.

Когда подавленный и растерянный младший лейтенант пошел к своему танку, Таранец достал папиросы, протянул мне одну.

— Подломился парень. Я его понимаю. Рядом парнишку насквозь продырявило, кровища, одежда горит.

— Оба запасных бака сорвало, — добавил я. — Один сильно горел.

— За тобой, Алексей, наверное, прятался? — Не дождавшись ответа, выругался: — Мы тоже с полсотни снарядов выпустили. А этот — шестнадцать. Прятался! Поговори с ним еще. Мне балласт не нужен.

Съездили на мотоцикле глянуть на подбитый «тигр». Насчитали штук двадцать попаданий. Большинство снарядов не пробивали броню тяжелого танка с 88-миллиметровой пушкой. Нашел я след и своего снаряда. Болванка пробила два металлических колеса, сорвала их с оси. Обратили внимание на непривычно широкие гусеницы. О «тиграх» мы тогда знали лишь понаслышке, и вот теперь представилась возможность рассмотреть нового противника вблизи. О «тиграх» будут много говорить и после войны, но в те минуты, обходя шестидесятитонную громадину, я понял, что нам приготовили подарочек еще тот. Единственное, что отчасти успокаивало, этих тяжелых машин у фрицев было пока немного.

Подтянулась пехота. Полезли за трофеями. Танкисты и десантники их опередили. Некоторые уже ходили с немецкими автоматами. Так как кухня опаздывала, перекусили сухим пайком и трофейными консервами. Немного выпили. Напряжение боя постепенно уходило, хотя все мы знали, что передышка временная. Мелькнуло в голове, что, возможно, надо было, не останавливаясь, идти дальше, к станции. Глянул на многочисленные тела бойцов, разбросанные на пашне, несколько догорающих танков. Отозвал в сторону Анастаса Скариди и показал на поле: