Как бы то ни было, у Макара с Цыбой в стаже уже по четыре игры, и хотя ни один квест они так и не прошли до конца, рекламу «найтам» сделали отличную. Лайки, смайлы, комментарии от анонимов и просмотры, просмотры, просмотры…

Замечено, что больше всего просмотров приходится на один-единственный нахичеванский айпишник. Такое впечатление, что кто-то целыми днями не вылезает с «найтовской» странички, отслеживая каждую новость. Но мало ли какие у людей могут быть тараканы — поэтому «найты» пожимают плечами и продолжают радоваться ползущему вверх рейтингу. А то, что на неделе пришел запрос из администрации, мол, кто позволил ночами шастать по аварийным домам и катакомбам, ерунда.

«…Спортивное ориентирование и культурно-исторический контекст. Нашей игрой увлекаются многие известные ростовчане, например Шорохов М. С. Были бы признательны за поддержку», — ответ уходит в тот же день. Фамилия «Шорохов» обязана стать волшебным ключиком к чиновничьим сердцам. Прием не самый честный, но действенный. Против Шороховых городская администрация ни за что не пойдет — себе дороже. А значит, можно и дальше устраивать игры когда угодно и где угодно. Хоть в Ботанике, хоть в той же Нахичевани.

— Шорох, вот какого мы тут, а? Может, ты не в курсе — но вокруг гребаная Нахичевань. Ой-ой! Не-е-ет! Вот не сюда. — Цыба вцепился в жилет друга обеими руками, словно Макар только что шагнул с края пропасти вниз и удержать его — значит спасти от неминуемой смерти.

Темнело быстро, как и бывает на югах. Ночь жадно допивала закат, втягивала внутрь себя вечернюю городскую суету. Стихла уличная суматоха, все вокруг стало седым, призрачным, и даже запоздалые чайки-рыболовы принялись кружить над рекой медленно, словно спутанные дремой. Зажглись редкие фонари. Вытянулись, ожили тени, и октябрьский Ростов, днем солнечный и смешливый, как первоклашка, вдруг осунулся и постарел.

— Всё будет хорошо, не дрейфь, — неожиданно по-доброму шепнул другу Макар, притормозив на секунду. — Завтра спалим эти тряпки, затусим в «Леонардо» и всё. Даю слово.

— Клянешься? И никаких больше «найтов»? Никаких раскопок? Никакого метро? Скажи тогда, как положено… Вот не ржать.

— Чтоб мой глаз заплесневел! Чтоб чудище отгрызло мне руки! Чтоб я лопнул! — Макар сплюнул, растер плевок подошвой армейского берца и все-таки не выдержал — рассмеялся. Эту «страшную клятву» мальчишки придумали еще в детском саду, куда ходили вместе с трех лет, откуда потом перебрались в школу и где до самого восьмого класса сидели за одной партой.

— Ладно. Только пулей!

Цыба свернул вслед за другом на Девятую линию. Резкий порыв ветра швырнул в друзей пригоршней пыли и мелкого щебня — не то злился, не то хотел о чем-то предупредить, но Макар лишь прищурился и еще шире расправил плечи. Метров через двести он остановился и извлек из глубокого кармана планшет. Пролистнув игровую карту, уставился на испещренный мелкими значками скан, взъерошил ладонью челку и что-то пробурчал под нос.

— Чего?

— Вот, говорю, и ангуряновская хата!

— Замок графа Дракулы — Ангуряколы. — Цыба окинул подслеповатым взглядом старый кирпичный дом, выходящий крыльцом прямо на улицу.

Дом хмурился зашторенными окнами первого этажа и жадно чернел пустой мансардой. Висящий под козырьком крыльца фонарь раскачивался, яркое пятно света металось по обглоданным временем ступеням, и казалось, дом — не дом вовсе, но спящее чудовище, что вот-вот захрустит хребтом, сойдет с фундамента и раздавит непрошеных гостей в труху.

— Жуть. Ему типа лет сто?

— Сто сорок, если верить «гуглю». Под снос давно пора. — Макар пнул носком берца облупившийся цоколь. — Как думаешь, с чего это они за свою рухлядь цепляются?

— Жадные? — робко предположил Цыба. — Или, может, память предков и всё такое? У носорогов, сам знаешь, свои заморочки.

— Угу. Все так думают. Заморочки… Только похоже, что… А-га-а-а! Вот и хозяева!

С надсадным хрипом отворилась входная дверь. Изнутри пахн уло сладким, ванилью или клубничными пенками. Домашний теплый запах, совершенно безопасный. Однако Цыба поежился.

— Что надо, сьир-р-ротки? На хлебушек не хватает? Так тут не подают, — раздался голос с едва уловимым акцентом, причем совсем не армянским, как можно было предположить при взгляде на смуглого парня, стоящего в дверном проеме, а очень даже американским. Парень был невысокого роста, слегка сутулился, но под закатанными до локтей рукавами университетской куртки-бомбера выпирали мышцы, а взгляд был дерзким и немного отстраненным. Хотя, возможно, так казалось из-за гетерохромии — один глаз у хозяина дома был синим, другой — зеленым.