— Иисус Христос едет на Голгофу! — под новый взрыв смеха объявил Фоня.

Чучело не выдержало тяжести и переломилось. Степа ворочался среди обломков, пытаясь подняться. В это время в класс вошел учитель.

Все бросились по местам.

Учитель рисования Владимир Иванович, добрый старичок с длинными висячими усами, никогда не делал замечаний ученикам. На его уроках шумели, но он не сердился.

По необычайной тишине он почувствовал, что в классе что-то произошло, потом увидел обломки волчьего чучела и спросил тихо, с тревогой:

— Кто это сделал, дети?

Фоня и Шурик, настоящие виновники, сидели развалясь, точно это дело их не касалось. Илюша представил себе, какая расправа ожидает Степу дома, если вся вина падет на него. Стремясь опередить тех, кто мог бы выдать Степу, Илюша поднялся и сказал:

— Это я сломал.

Все удивленно повернули головы в сторону Илюши.

— Я баловался и сломал нечаянно, — повторил он, словно боялся, что учитель не поверит.

— Что же теперь делать? — как-то растерянно и печально сказал учитель. — Ведь я обязан сообщить заведующему школой.

— Я сам скажу, — волнуясь, проговорил Илюша.

Ребята зашумели, послышались голоса:

— Это не он сломал. Фоня виноват!

— А ты помалкивай. Человек же признался! — огрызнулся Фоня.

Одни одобряли поступок Илюши, другие сердились на него. Поднялся невообразимый шум, невозможно было ничего понять. Кто-то толкал Степу, требуя, чтобы он признался, другие нападали на Фоню и Золотарева.

Учителю не удалось установить истину. Распахнулась дверь, и вошел Синеус.

— Что здесь происходит? — спросил он.

Ему не ответили. Борис Иннокентьевич строго взглянул на учителя, как бы спрашивая у него о причине беспорядка. Потом наступил ногой на обломок чучела и все понял.

С отчаянной решимостью Илюша поднялся. В то же время хлопнула крышка Степиной парты. Оба они в один голос проговорили:

— Я сломал.

Илюшин голос прозвучал решительно, почти вызывающе, Степин — глухо.

Кто-то хихикнул и умолк. Илюша и Степа опустили глаза. Ни один, ни другой не видели, как директор указал пальцем на дверь и проговорил неумолимо:

— Вон из школы! И чтобы ноги вашей здесь не было!

Он подошел к Илюшиной парте, скомкал тетради и швырнул их к двери. То же самое он сделал с книгами Степы.

— Убирайтесь вон из школы!

Учитель рисования виновато стоял у доски.

Борис Иннокентьевич подождал, пока Илюша и Степа выйдут из класса, и лишь тогда пошел за ними. У дверей он остановился и приказал учителю:

— Продолжайте урок!

С трудом дождались ученики звонка на перемену. Обгоняя друг друга, все помчались к раздевалке, где, может быть, еще ждали Илюша и Степа. Так оно и было: ребята стояли с шапками в руках, ошеломленные нежданной бедой.

Ученики обступили их и стали уговаривать пойти к заведующему и просить прощения. Прибежала Валя Азарова, она принялась успокаивать Илюшу, а потом вместе с Фридой отправилась к Синеусу с протестом. Он их выгнал.

— Пусть знает Синеус: мы будем жаловаться в губнаробраз, — возмущенно заявила Фрида.

Дело принимало серьезный оборот. Но тут вмешался Гога Каретников и все легко уладил. Он пошел к заведующему, скоро вернулся и покровительственно похлопал Илюшу по плечу:

— Из-за таких мелочей столько волнений. Раздевайся и иди в свой класс. Борис Иннокентьевич прощает вас.

Трудно было поверить, но случилось именно так. Обрадованная Лидия Ивановна стала раздевать Илюшу, вытерла носовым платком слезы с его лица, успокоила Степу.

В классе их встретили радостными возгласами. Недовольны были только двое: Фоня и Шурик Золотарев.

На перемене Илюша и Степа даже не вышли из класса.

Притихшие, они сидели за партой. Гога Каретников навестил их и ободряюще воскликнул:

— Выше головы, волчата! Хотя вы оба порядочные свиньи, потому что голосовали против меня, но благородные люди умеют прощать.

Гога был доволен собой.

Каретников ожидал своих «спасенных» у раздевалки.

— Гога, как тебе удалось выручить нас? — виновато спросил Степа.

— Заплатил за вас советскими дензнаками, правда, обесцененными…

— Как «заплатил»? — остановился от удивления Степа.

— Очень просто, — ответил Гога. — Чучело — имущество Советского государства, хотя я помню этого волка еще с тех проклятых времен, когда царствовал Николай Второй.

— Но ведь у нас нет денег, чтобы вернуть тебе долг, — сказал Степа в спину Гоге.