Шрифт:
— Послушайте, гражданин комиссар, — сказал Поль со сдержанной силой, — не мешайте нам жить, как мы хотим, не отнимайте у нас свободу, не командуйте нами. Ведь мы люди, а не скоты. Вам нравится коммунизм — стройте его на здоровье. Мы политикой не занимаемся. Это не детское дело, дети должны играть.
В разговор вмешались друзья Мити.
— Наши дети идут с отцами плечом к плечу, — сказала девушка в красной косынке. — Сегодня каждый мальчишка может собрать горсть сухарей, чтобы спасти голодного.
— Поймите же, — продолжал Митя, — миллионы детей едят солому, а вы закрылись в своих норах и изображаете из себя волков. Какие вы волки, вы — крысы!
Гога вскочил на лавку, призывая к вниманию:
— Я предлагаю вытолкать их в шею!
— Долой красных!
В зале поднялся невообразимый шум. Паренек в шинели рванулся вперед, но девушка удерживала его. Митя пытался что-то сказать, но ему не давали. Скауты свистели, мяукали, топали ногами, улюлюкали. Одна Тина не принимала участия в этой дикой оргии. Она испуганно смотрела на Митю.
Под кошачий визг и кваканье комсомольцы ушли.
В скаутском клубе воцарилась зловещая тишина — не то испугались ответственности, не то ждали от своего вожака ободряющих слов. Но в этой гулкой тревожной тишине кто-то отодвинул стул, и тогда все увидели, как поднялась Тина и, гордая, решительно пошла сквозь толпу скаутов к выходу. Ее провожали растерянными взглядами, и, лишь когда дверь за ней захлопнулась, Поль спросил:
— Куда она пошла? Верните ее!
Шурик помчался следом, но скоро вернулся один.
Глава двадцатая
КОМСОМОЛЬЦЫ
На другой день в коридоре школы Валя и Фрида поймали Илюшу и притиснули его в угол.
— Рабочий класс предаешь?
— Почему? Чем? — не понимал Илюша.
— Дурачком прикидываешься? А сам к нэпманам перекинулся.
По всему было видно, что Илюша действительно не понимал, и тогда Валя сказала:
— Тебя вчера видели у скаутов.
— Ну и что?
— А то, что не друг ты нам больше. А Митя велел привести тебя для ответа.
— Я на разведку ходил к ним.
— «На разведку»… — передразнила Фрида. — Бить тебя некому. Выбрал себе вождя. Да ты знаешь, кто такой Поль? Он с белогвардейцами связан.
Степа встревожился: из-за него товарищ попал в беду. Когда прозвучал последний звонок, он ни на шаг не отходил от Илюши.
Валя Азарова ожидала Илюшу у дверей и, заметив, как Степа, шмыгая подшитыми валенками, не отстает от товарища, сердито сказала:
— Степка, ты за нами не ходи.
— Почемуй-то?
— У нас секретный разговор, и тебе незачем вмешиваться.
— Илюшка не виноват. Это я его к скаутам затащил.
— Можешь подлизываться к своим нэпманам, а других не сбивай.
— Я больше сам туда не пойду, Валь… Не ругай Илюшку.
— Ладно, иди.
В доме Азаровых Илюша увидел Мустая. Тот сидел спиной к двери и что-то старательно писал в тетрадке. Увлекшись, он не заметил вошедших.
— Мустай! — не удержался Илюша от восклицания.
Татарчонок обернулся и, узнав друга, вскочил:
— Илюшка, здорово! — И он закружил товарища и сам заплясал, что-то приговаривая по-татарски. — Гляди, пинжак твой, чабота стоптал…
Раздеваясь, Валя спросила:
— Мустай, ты почему сегодня рано с работы?
— Теперь всегда буду так: шесть часов на станке, два часа рабфак. Ленин так велел, бумага пришла.
— Ты обедал?
— Тебе дожидал. Митя говорил, домой не придет, субботник будет.
— А я привела к нему вот этого… балбеса.
— Очень хорошо. Якши. В цех пойдем.
— Ну и правильно, — согласилась Валя, — мне еще полы мыть да за уроки садиться.
Свежий морозный ветерок заставлял поеживаться. Мустай спрятал голову в куцый воротник Илюшиной куртки и бежал вприпрыжку. Он поворачивался к ветру спиной и рассказывал, как умер в бору его маленький братишка, как потом в больнице скончалась от голода мать. С тех пор Мустай жил у Азаровых и работал в Главных калужских мастерских учеником токаря вместе с Митей. Мустай с гордостью говорил о том, что все жалованье до копейки отдает Вале, которую считает сестрой.