— Прежде чем нам выпить вина, любезный, вникните в мои замыслы.

Порывшись в боковом кармане халата, Али Гариб достал оттуда бумагу, сложенную вчетверо:

— Вот послание, которое прислал этот незадачливый посол, Рыжий. Читаю: «День и ночь мы молимся и просим всевышнего о здоровье благословенного нашего повелителя правоверных, славы нашего государства, красы престола…» Ну, и так далее и так далее. — Главный визирь поднес бумагу к глазам, что-то читая про себя. — Да, вот! — сказал он, найдя нужное место. — Вот… «Да станет известным вам, опоре государства, вам, светлому разуму престола, достопочтенному главному визирю, что ваш покорный слуга, потеряв всякие надежды, отбыл из Исфахана в Тегинабад. Прибыв сюда, ваш покорный слуга стал свидетелем странного происшествия. На городском базаре некое весьма почитаемое окружающими лицо именовало себя великим целителем, шейхом-ур-раисом Ибн Синой. Сей врачеватель вылечил многих больных и удостоился их благодарностей… я велел доставить этого врачевателя в свой лагерь. Но, к большому огорчению, он в ту же ночь исчез неизвестно куда. Ваш покорный слуга разослал во все стороны дозорных и соглядатаев: через некоторое время выяснилось, что ли до, именующее себя Абу Али Ибн Сина, направилось в сторону Газны… я сообщаю обо всем этом вам, нашему покровителю и наставнику, с той целью, что, возможно, вы наведете справки в благословенной Газне, не явился ли там врачеватель, именующий себя… Слуга ваш, боясь гнева нашего повелителя, приютился возле крепости Тегинабад, и с надеждой смотрит на дорогу, и ожидает ваших добрых советов. С искренними пожеланиями долгой вам жизни ваш покорный слуга…» Ну и так далее и так далее. Ну, уяснили, мой дорогой?

Едва ворочая языком, Абул Хасанак пролепетал:

— Вы собираетесь искать этого лжелекаря, который выдает себя за Ибн Сину?

— Искать? Зачем? То «лицо» давно найдено. Оно за крепкими запорами, в моей темнице.

Абул Хасанак вытаращил красивые свои глаза:

— И… таким образом… вы хотите представить этого лжеца повелителю?

— Нет! С великим Ибн Синой так поступать нельзя. Из-под замка к султану? Что вы, любезный…

— Так как же намерены вы поступить?

— Отправить врачевателя в Тегинабад, вернуть его этому безмозглому Рыжему, Абул Вафо. А потом…

— Ну, ну!..

— Ему устроят там прием с соответствующими его славе почестями. И — повезут сюда…

— О аллах!.. Ваша цель… превратить фальшивого Ибн Сину в настоящего Ибн Сину! Эта ложь…

Главный визирь, не сдержав гнева, выплеснул вино из чаши, которую держал в руке, на стену.

— Если это ложь, то вы найдите истинного Ибн Сину! А истинного Ибн Сину вам не найти, и придется положить свою… немудрую голову под меч… вашего повелителя, который столь возлюбил вас… брат мой.

Абул Хасанак дрожащими руками схватился за голову. Согнувшись, опустился на колени перед Али Гарибом:

— Простите меня, благодетель… Простите своего… неразумного брата.

Шахвани вконец извелся в заточении. Беспрестанно ходил он из угла в угол по своей сырой и мрачной темнице, а когда в изнеможении падал на циновку, закрывал глаза, то вскакивал тут же: крысы так обнаглели, что прыгали прямо на лежащего человека. И день, проведенный рядом с наглыми тварями, казался вечностью, а на четвертый день заточения Шахвани окончательно потерял надежду. Ему оставалось покаянно плакать во время молитв и ругательски ругать себя.

«Как посмел ты именовать себя Абу Али, кто подсказал тебе, о несчастный, встать на этот ложный путь? Никто? Это сам ты решился?.. Ну, так тебе и надо, глупец с ишачьими мозгами!» Доставалось, конечно, и неразумному ученику, болтливому пьянчужке. От проклятий Шахвани переходил к униженным просьбам всевышнему — простить, простить его грехи! — но молиться в чистоте раскаянья мешал одноглазый дервиш, да, часто, очень часто грезилось, что коварный совратитель стоит в лохмотьях в самом темном углу сырого подвала, стоит и смеется над ним. Стоит, уставился на него, Шилкима, Шахвани, единственным своим оком и бормочет: «Эй, лжец, обманщик, запомни: плохое, что ты сотворил мне, вернется к тебе. Сторицей…»

Четвертый день заключения… Невыносимо… Ум, кажется, помутился.

Шахвани безразлично лежал на каменном, словно лед холодном полу. То ли почудилось ему, то ли и впрямь послышались отдаленные шаги. Мгновение спустя лязгнули дверные засовы. «О всевышний! — прошептал Шахвани, дрожа от озноба и страха. — Защити грешного раба своего, всевышний!»

Тяжелая дверь с долгим скрипом, будто кому-то жалуясь, отворилась одной своей створкой. На пороге встал высокий нукер, — свет от свечи, которую он держал на уровне плеча, падал на медный шлем и саблю. За рослым воином едва различим полный человек, одетый в парчовый халат. Распахнулась и вторая створка, высокий нукер отступил назад и дал дорогу парчовому халату. Обладатель халата, сложив руки на круглом животе, произнес почтительно:

— Ассалам алейкум, великий целитель! И простите нас, ради аллаха… Я — главный визирь Али Гариб.

Толстяк мелкими шажками подошел поближе к Шахвани, отвесил поклон.

«Визирь Али Гариб? Опора повелителя Газны?»

— …Прошу извинить нас, о шейх-ур-раис, — продолжал визирь, не снимая ладоней своих с живота. — Ох, эти негодники, эти скоты нукеры. Искусные мастера рубить головы, что там говорить, а вот насчет уважения, понимания людей — на то у них не хватает ума. Вместо того чтобы сообразить, кто перед ними, оказать вам почет и уважение… соответственно вашим знаниям, вашей славе, они — о негодники и скоты! — бросили вас в холодную темницу. А мы, погруженные в дела государства, так и оставались в неведении о сей прискорбной ошибке…

Несчастный «целитель», только что готовивший себя к переходу в иной мир, моливший аллаха о снисхождении, о милости, — как он мог ожидать, что его мольбы, так быстро дойдя до всевышнего, обернутся столь неожиданным и, кажется, благотворным поворотом судьбы? «О создатель! Неужто вправду говорит все это старый лис с глазами, похожими на блестящие бусинки? Неужто старый шакал, слывущий у всех правоверных за непревзойденного мошенника, и впрямь верит, что я действительно Ибн Сина?»

— Хвала вам, великий целитель! Покровитель правоверных, десница ислама, желая видеть вас у себя, посла за послом отправлял в Хамадан и Исфахан. Дабы вы посетили нас… Вы же, мудрейший из мудрых, сами догадались, чего хочет султан, солнце нашего неба, и своими ногами изволили пришагать в благословенную Газну…