Впрочемъ все взваливши на плечи бдной жертвы и на ея чувственность, Сарду, какъ впрочемъ и слдовало ожидать, не могъ не видть, что для полнаго достиженiя задуманной цли надобно положить границы самой этой чувственности, хоть бы это стоило новой измны самому себ. Поставить минуту рокового свиданiя за кулисами – избави – богъ: публика богъ – знаетъ что подумаетъ, пожалуй и сомнваться станетъ. Гораздо лучше выставить сцену ночного свиданiя предъ ея глазами и борьбу долга съ чувственнымъ стремленiемъ остановить вовремя, когда послднее станетъ одерживать верхъ. Никакого сомннiя не останется въ впечатлнiи зрителя: вдь не можетъ же подумать онъ, чтобы авторъ такiя скандалезныя вещи ршился выставить предъ его глазами. Спасибо здшней талантливой артистк, которая, ршившись пожертвовать правдой всей пьесы, поняла вторую мысль автора и уже не хотла измнять ей. Мн случилось слышать такое мннiе: «да изъ – за чего же вся эта катавасiя и почему пьеса поступила въ разрядъ неудобосмотримыхъ для двицъ? вдь между ними ничего особеннаго не случилось.» Такимъ образомъ въ голов публики хотя и созрло ршенiе qu’on ne badine pas avec l’adult`ere, но все было прiостановлено вовремя, ничего особеннаго дйствительно не случилось; нравы не вышли изъ приличiя, нравственность осталась чистою и незапятнаною и публика получила только хорошiй примръ въ поученiе. Весь дальнйшiй ходъ пьесы и психическiе, въ высшей степени интересные мотивы покрыты такой же легой дымкой и подкурены благоуханiями, безъ которыхъ немыслима французская комедiя нашего времени. Что думаетъ неожиданно врзвратившiйся мужъ посл той сцены, въ которую любовникъ жены его прыгаетъ съ балкона? разсялись ли его подозрнiя, убдился ли онъ въ невинности жены? Въ какомъ состоянiи его жена? уврена ли она, что мужу что – либо извстно, оскорблена ли она его шпiонствомъ? – все покрыто приличнымъ сомннiемъ, публика находится въ совершенномъ невднiи. Но автору до этого нтъ никакого дла; главная цль достигнута, публик дана острастка и толстый буржуа многозначительно взглядываетъ на свою супругу, какбы говоря ей: «понимаешь ли къ чему ведетъ легкомыслiе и нарушенiе долга? смотри же у меня!» – и спокойно засыпаетъ, увренный въ дйствительности урока, заданнаго въ тотъ вечеръ его жен.

Можетъ – быть возразятъ мн, что такое гуманное по мннiю г. Сарду обращенiе мужа съ женою, эта щепетильность при выраженiи подозрнiй, это человческое желанiе обойти тяжолое объясненiе, которое по нашему мннiю не можетъ быть честнымъ, если не будетъ прямымъ, вытекаетъ, какъ плодъ нашей цивилизацiи изъ его рыцарскихъ понятiй о чести и благородств. Тяжкое заблужденiе: это дворянскiе замашки буржуа, который никогда не умлъ создать ни общественной нравственности, ни понятiй о чести; его рыцарство въ этомъ отношенiи не пошло дале долгового обязательства конторы, скрпленнаго подписью биржеваго маклера. Достаточно прослдить за всею его жизнью, въ ея различныя перiоды, чтобы показать, что рыцарство это напускное.

Приходимъ къ послдней сцен и развязк. Главная мысль, внушить публик, что семейнымъ благополучiемъ шутить не слдуетъ, проведена до конца, а старый герой увнчанъ лаврами за великодушiе, благоразумiе и семейныя добродтели. Знаетъ ли онъ чт`o случилось во время его отсутствiя, – это остается неизвстнымъ. Вроятно знаетъ, ибо въ противномъ случа онъ оказывается пошлйшимъ дуракомъ, а этого разумется не могъ имть въ виду талантливый подражатель Скриба. Но если ему кое – что извстно, чт`o можно впрочемъ заключить только по особенному чувству, съ какимъ читаетъ онъ жен своей изъ газеты какое – то происшествiе, могущее служить намекомъ на ихъ отношенiя, то поведенiе его по истин заслуживаетъ вниманiя. Онъ говоритъ: смотри – же, я все знаю и изъ чувства состраданiя къ теб не хочу показать, что все знаю; вс говорящiя противъ тебя доказательства, ясныя для меня боле чмъ для моихъ друзей, я сваливаю на бдную лисицу, которая причастна длу курятника, но вовсе не прыжка твоего любовника съ балкона; не буду я негодовать на тебя, не стану мстить моему сопернику: напротивъ того, я доставлю ему очень хорошее, прибыльное мсто; но да послужитъ этотъ случай теб урокомъ; мое счастiе, мое спокойствiе, мою честь я снова ввряю теб въ полной увренности, что ты не станешь играть ими изъ – за каприза, по легкомыслiю.» Такимъ образомъ вс щели въ треснувшемъ семейномъ счастiи замазаны, все кончилось благополучно и довольный зритель спокойно выходитъ изъ театра съ размышленiемъ, какъ хорошо устроена природа вообще и жизнь человческая въ особенности, что подл яду слдуетъ непремнно искать противоядiя, что зло съ добромъ, счастiе съ несчастiемъ, горе съ радостью перемшано и переплетено съ великою, мудрою предусмотрительностью.

Вотъ и вся пьеса, читатель. Я не утруждалъ вашего вниманiя боле отчетливымъ ея изложенiемъ, я не упомянулъ ни про одно лицо, по поводу которыхъ впрочемъ названа она «Nos Intimes». Вдь вамъ извстны прiемы, ходули, афектацiи, несообразности, употребляемыя французской комедiей съ цлью легче и естественне привести дйствiе къ развязк. Все это есть и въ послдней комедiи Сарду: и проказы лисицы, и подставной всюду гд понадобится докторъ, и переломъ руки молодого человка, и вовс ненужные друзья, изъ которыхъ и забавенъ – то выходитъ всего одинъ, потому что онъ совершенно нечаянно и по ошибк попалъ въ комедiю. Это впрочемъ нисколько не мшаетъ пьес быть весьма занимательной и, какъ я старался показать, весьма поучительной и вызываетъ громъ рукоплесканiй и въ парижскомъ Водевил и въ нашемъ Михайловскомъ, въ которомъ пьеса за зиму дана безчисленное множество разъ. Ну и слава богу!

Не знаю поняли ли вы теперь, читатель, почему я сказалъ въ начал моей статьи, что современному передовому человку приходится иногда искренно позавидовать иному моралисту – рутинеру. Помилуйте! вмсто того чтобы съ дтскимъ простодушiемъ и наивностью упиваться наслажденiемъ, доставляемымъ талантливымъ писателемъ и игрою немене талантливыхъ актеровъ, пошолъ копаться, доискиваться, разбирать тайные изгибы человческаго сердца, – чтоже удивительнаго, что докопаешься до боли и страданiя, а наслажденiе пройдетъ свозь пальцы, а потомъ и станешь завидовать тому, кто подошолъ къ длу проще, естественне? Хотлъ бы вернуться назадъ, да нельзя: troppo tarde!