Съ готовымъ кодексомъ нравственности, съ поршоными рубриками и опредленiями легко оцнить какую хотите комедiю. Есть въ комедiи добродтельные люди? Есть, какже, мужъ. Награжденъ, торжествуетъ? Какже, награжденъ, торжествуетъ. Есть порокъ или преступленiе? Есть, какже, жена. Наказана? Наказана. Гуманно, чмъ, какъ? Очень гуманно: прощена, ей не сдлано даже выговора, она просто оставлена наедин съ своею совстью; мужъ не хотлъ даже показать ей, что сомнвается въ ея добродтели, и наградилъ ея любовника, доставивъ ему выгодное мсто. Какъ очерчены лица? Ничего, недурно; есть правда и вовсе ненужныя, есть балаганныя, но общему ходу они не мшаютъ. Какъ идетъ само дйствiе? Ничего, не вяло. Если всего этого для оцнки еще недостаточно, то вызываютъ на сцену аристотелевскiя три единства и этими тремя аршинами измряютъ достоинство пьесы, которая, если выдержитъ вс эти испытанiя, получаетъ дипломъ на званiе прекрасной комедiи, а ея авторъ – талантливаго писателя. Неправда ли, очень просто, читатель, и приводитъ къ положительной и справедливой оцнк? И для чего тутъ вводить новые, непомщенные ни въ реторик, ни въ пiитик вопросы, мучиться, терзаться? А вдь есть такiе охотники!.. врно имъ нечего длать боле путнаго. Начнутъ выжимать, сосать, впиваться, докапываться и откопаютъ нивсть – богъ что. И къ чему это поведетъ? Если пьеса окажется изъ рукъ вонъ плоха, вдь ей отъ этого не меньше будутъ хлопать ни въ Михайловскомъ театр, ни въ Водевил, на которомъ она удостоилась всемiрной извстности. Если прославляемая ею нравственность окажется покоющеюся на весьма непрочныхъ основанiяхъ, возвщенныя ею истины окажутся не истинами, – вдь отъ этого нравственность не выиграетъ ничего и останется тмъ, чмъ была; открытая истина только и останется на листкахъ «Времени»? Если вы, читатель, согласны съ тмъ, чт'o я сейчасъ сказалъ, то не читайте остальныхъ страницъ; чтоже въ самомъ дл терять понапрасну время?

Въ прежнiя времена обращалось большое вниманiе на заглавiе книги или пьесы. Это иметъ нкоторое основанiе, особенно въ случа если уже самимъ заглавiемъ авторъ высказываетъ свою мысль, свое мннiе о своемъ произведенiи. Въ душ читателя или зрителя заране складывается то или другое воззрнiе, онъ приготовляется къ извстному роду впечатлнiямъ. Nos Intimes – наши закадычные, стало – быть авторъ намренъ выставить намъ дружбу, ея тревоги и волненiя, героическiя черты и самоотверженiе, или онъ хочетъ показать оборотную сторону медали: обманъ, себялюбiе, лицемрiе – словомъ выразить избитую, но тмъ немене въ высшей степени интересную и поучительную тему отъ Кастора и Полукса до Тартюфа включительно. Ничуть небывало. Это одно заглавiе; дальше его нейдите и ничего не требуйте. Мы готовы примириться съ этимъ полнымъ несогласiемъ содержанiя пьесы съ ея названiемъ: не все ли равно въ самомъ дл, чт'o стоитъ въ ея заголовк? соглашаемся на это съ тмъ большею охотою, что съ первой же сцены поставленъ вопросъ немене интересный. Въ душ нашей рождается только сомннiе, что буржуазный авторъ нетолько не одоллъ его, но хоть бы съ честью только выпутался изъ него. Тема самая избитая въ мщанской комедiи становится авторомъ съ первой же сцены. Богатый рантье, милый и симпатичный типъ, выводимый въ примръ и поученiе парижскимъ мщанамъ, съ юношескимъ увлеченiемъ и теплотою, обезпеченною его возрастомъ, любитъ, обожаетъ свою супругу, несмотря нато, что старше ея двадцатью годами. Вы думаете, что авторъ выскажетъ свою антипатiю къ такому неровному браку? Жестоко ошибаетесь: вковой опытъ не окочательно еще убдилъ людей въ этой истин. Въ той же комедiи одинъ весьма пожилой докторъ, влюбленъ въ падчерицу рантье и женится на ней, и вроятно повторитъ въ своей супружеской жизни тоже что случилось съ его тестемъ. Буржуа нашъ вполн счастливъ, но счастлива ли его жена – это другой вопросъ. Мы видимъ, что она скучаетъ, что окружающая среда неудовлетворяетъ ее, что молодая кровь кипитъ, нервы играютъ, молодыя силы требуютъ исхода, приложенiя, дятельности. Любитъ ли она мужа? На это существуетъ стереотипный отвтъ: да, она привязана къ нему какъ къ лучшему своему другу, она уважаетъ его какъ отца. Мы видимъ только, что маленькiя услуги и любезности, оказываемыя ей ея мужемъ, посвятившимъ всю свою дятельность садоводству и ухаживанiю за цвтами, мало ее занимаютъ и нисколько не трогаютъ. Въ самомъ дл, можетъ ли молодая голова, въ которой вроятно бродитъ безчисленное множество мыслей, которыя поставили бы въ совершенный тупикъ ея мужа, удовлетвориться затей – обсадить резедой или астрами такую – то клумбу?

Съ пансiонскими, романтическими идеалами, незамненными, несмотря на всю ихъ сантиментальность и пошлость, никакими иными, боле простыми, реальными и стало – быть прочными, понятно, что она не позволяетъ подойти и приласкать себя мужу, отъ котораго за версту несетъ навозомъ.

Для всякаго безпристрастнаго человка отношенiя между молодой женой и старымъ мужемъ неестественны, натянуты, непрочны. Семейное благополучiе, въ которомъ такъ увренъ супругъ, построено на такихъ ложныхъ основанiяхъ, что оно должно разлетться прахомъ при первомъ потрясенiи извн, при первомъ обстоятельств, которое объяснитъ молодой женщин пустоту ея жизни и родитъ въ ней желанiе наполнить ее чмъ – нибудь. Но подобныя разсужденiя и выводы могутъ родиться только въ голос безпокойнаго, опаснаго человка. У послдователя и подражателя генiальнаго Скриба такой простой и естественный вопросъ облекается въ иную форму. Да какъ же и быть иначе? Надо поддержать незыблемыя основы буржуазнаго благополучiя, надо показать, что вс опасности, грозящiя этому благополучiю, неосновательны, безнравственны, а то чего добраго, буржуа не заснетъ покойно, и впрямь подумаетъ, что ему грозитъ бда отъ всхъ этихъ идей, рапространяемыхъ вредными теорiями и книжками. И вотъ сомннiе, болзненную тоску молодой женщины, ея стремленiя къ чему – то иному, что бы дало какое – нибудь содержанiе ея жизни, ея законныя и естественныя, хотя и не формулированныя еще желанiя, которыя намъ такъ понятны, низводятся на степень каприза, блажи, бредней.

Родившееся въ душ вашей искреннее чувство замазывается ложью и неправдой ради поддержанiя условной мщанской нравственности, покоющейся на вковой рутин. Въ голову буржуа уже брошены нервныя смена, долженствующiя въ скоромъ времени разростись въ безапеляцiонное обвиненiе. Разумется, что мы не смемъ требовать отъ писателя буржуазiи, чтобы онъ вывелъ человка того или другого закала, тхъ или другихъ убжденiй, соприкосновенiе съ которымъ послужило бы къ скорйшей развязк натянутаго положенiя между женой и мужемъ и показало бы шаткость мщанскаго семейнаго счастья. Не смемъ, потомучто при такихъ обстоятельствахъ выборъ въ первые любовники честнаго и благороднаго человка, который внушилъ бы къ себ дйствительную любовь – встревожило бы всю парижскую публику, которую одну авторъ имлъ въ виду. Надо ему продолжать начатую работу и окончательно доказать, что тревога и тоска молодой женщины дйствительно не имютъ законнаго основанiя и вытекаютъ изъ каприза. И посмотрите, съ какою тщательностью все это дльце обдлано авторомъ. Мужъ даже и не подозрваетъ того, чт'o происходитъ въ голов и сердц его жены; ему и на умъ придти не можетъ ничего подобнаго, будто самъ онъ никогда не былъ молодъ, не былъ посщаемъ тревогами и сомннiями, будтобы такъ сразу онъ отлился въ формы рантье, какъ Паллада вышла изъ расколовшагося черепа Зевса въ полномъ вооруженiи. Въ душ его все улеглось, успокоилось, покрылось тиной, имющей свойство втягивать въ себя все что только приблизится къ ней. По нашему мннiю бдной женщин грозила опасность съ перваго дня знакомства съ подобнымъ существомъ, и опасность тмъ б`oльшая, чмъ мене имлось средствъ бороться съ ней. Но помилуйте! говорятъ моралисты: – мужъ окружаетъ ее такимъ вниманiемъ, онъ такъ обожаетъ ее, что ей просто безсовстно не чувствовать и не цнитъ этого; нтъ, какъ хотите, это неблагодарно съ ея стороны и доказываетъ только ея пустоту и легкомыслiе. У буржуа достаетъ форменнаго благородства настолько, чтобы не показать и тни сомннiя ни въ добродтеляхъ супруги, ни въ своемъ безмятежномъ счастiи, но недостаетъ сообразительности, догадки, умнья знать то, чт'o происходитъ въ сердц жены. Разв вы не видите, читатель, что авторъ не забывалъ ни на минуту публики, съ которой имлъ дло и которая должна оцнить его комедiю?

Съ другой стороны, посмотрите чт'o за молодой рыцарь выведенъ на сцену, съ которымъ придется вступить мужу въ бой; вроятно мы увидимъ что – нибудь въ pendant къ женскому капризу и легкомыслiю. И разумется, что подобный герой или jeune premier выведенъ не съ тою цлью, чтобы уличить очерченное семейное благополучiе. Начнемъ съ того, что прiемы имъ употребляемые для прiобртенiя симпатiи молодой женщины, по истин удивительны, какъ напримръ притворное паденiе въ обморокъ, и прямо говорятъ, чт`o это за господинъ. Въ противномъ случа была бы бда. Вообразите публику, которая съ сочувствiемъ взглянула бы на это лицо комедiи? Что было бы съ бднымъ мужемъ, съ его великодушiемъ, доврчивостью и во всми добродтелями, что было бы съ семейнымъ счастiемъ, съ покойнымъ, невозмутимымъ сномъ буржуа?

Наконецъ съ третьей стороны, посмотрите во чт'o обращено чувство женщины къ молодому человку. Назвать его любовью, естественнымъ и законнымъ стремленiемъ, было бы тоже опасно. Инстинктивно публика догадалась бы, что положенiе лицъ комедiи просто, невыдумано и должно было быть необходимымъ слдствiемъ всей обстановки замкнутой жизни, неимющей ни интересовъ, ни содержанiя. Такъ это правда, подумалъ бы буржуа, что пустили въ ходъ вс эти такъ называемые теорiи и утопiи? Чтобы сохранить мое благополучiе и человческое достоинство, нужно жить какою – то иною жизнью; недостаточно благосостоянiя и комфорта, которымъ я окружилъ себя и жену, недостаточно сельской, патрiархальной жизни, домашняго очага. Все это оказывается несостоятелнымъ при первомъ столкновенiи съ живымъ чувствомъ, съ здоровою мыслью, съ дуновенiемъ какой – то иной атмосферы. Нехорошо было бы, еслибы роль эту приняла на себя любовь; мщанское счастье не выдержало бы; буржуа остался бы недоволенъ ни комедiей, ни авторомъ, ни главное самимъ собою. И вотъ чувству придается сначала легкiй, потомъ густой оттнокъ чувственности.

На этой почв и спору быть не можетъ. Какъ! женщина ради чувственнаго влеченiя играетъ семейнымъ благополучiемъ, счастiемъ мужа, его спокойствiемъ и честью! Да какая же нравственность проститъ, оправдаетъ преобладанiе животныхъ инстинктовъ въ существ, одаренномъ разумомъ и свободной волей? Теперь смло можно вооружиться мщанской нравственностью, съ полною надеждою на успхъ и побду. Какой же человкъ ршится покрыть свою голову позоромъ и принять на себя защиту чувственной склонности?

Какъ же тутъ не задуматься, читатель. Сами вы видли, какiя метаморфозы принимала основная мысль писателя. Съ полнымъ великодушiемъ соглашаетесь вы простить ему неумстное заглавiе, неимющее никакого ни логическаго, ни художественнаго отношенiя къ содержанiю пьесы; предъ вами довольно опредлительно ставится вопросъ иного рода, пожалуй хоть подводный камень буржуазнаго благополучiя, вопросъ, который вдругъ насильственно и цинически преобразуется въ оскорбительное для бдной женщины: on ne badine pas avec l’adult`ere. Зато какое обширное поле открыто для обнаруженiя душевнаго величiя и семейныхъ добродтелей мужа! Онъ положительно не вритъ ни въ разрушенное свое счастье, ни въ возможность измны со стороы жены. Какихъ трудовъ стоило друзьямъ уговорить его выхать изъ дому, чтобы возвратиться врасплохъ ночью и собственными глазами убдиться въ своемъ несчастiи; такъ и чувствуется вами, что по собственной, благородной природ своей онъ неспособенъ на такой низкiй подвигъ, – все это напускное.