— Может быть… может быть, ты вообще действуешь неправильно? — предположила я.

— Я весь внимание.

— Что, если ты читаешь не ту книгу? Остановить пророчество уже невозможно. Ты ищешь способ привлечь небеса на нашу сторону?

— Верно.

— Ты не найдешь ответа на вопрос о небесах в книге об аде.

Джаред обдумал мои слова, но ничего не ответил, только кивнул, дав понять, что принял к сведению. Я накрыла его руку своей, и Джаред вернулся к размышлениям.

Мы миновали зубчатую стену. Нас приветствовал Вунсокет. Теперь — к Святой Анне. Церковь окружена желтой лентой. В окнах, прежде украшенных витражами, стекол не было; осколки аккуратно вынули, а дыры заколотили досками или затянули пленкой.

Джаред припарковался, и мы поднялись по ступенькам. Попытка войти в дверь не увенчалась успехом, Джаред попробовал открыть еще одну и еще — заперто. Летний ветер трепал пленку, и она громко хлопала. В остальном было тихо; городок будто вымер.

Джаред огляделся и заметил одинокого прохожего.

— Простите, — обратился он к незнакомцу, — эта церковь закрыта?

Мужчина пожал плечами:

— Отец Фрэнсис не открывал ее после взрыва и служб не проводил.

С этими словами прохожий пошел своей дорогой.

Взрыв. Шах и его прихвостни едва не развалили церковь во время нашего последнего «свидания». Святая Анна выглядела теперь так, будто находилась в зоне боевых действий. Кое-что подремонтировали, но Вунсокет уже давно перестал быть бурно развивающимся индустриальным центром. Здешние жители, которые однажды совместными усилиями собрали средства на украшение центра общественной жизни росписями и витражами, теперь были заняты борьбой с экономическим спадом. И вообще, их приоритеты изменились.

Мы подошли к боковому входу в храм. Джаред потянул за ручку двери — результат прежний, заперто.

— Не хочу уезжать, не поговорив с ним, но и вламываться тоже не хочется, — поделился мыслями Джаред.

— Позвони ему.

Только мы отступили от двери, как услышали знакомый голос.

— Стойте! — окликнул нас отец Фрэнсис.

Он появился откуда-то из-за церкви. Быстрым шагом подходя к нам, он кричал:

— Я здесь, парень!

Священник остановился перевести дух:

— Извините меня. Я молился в доме позади церкви. Раньше там была школа.

Он изменился в лице:

— Стыдно сказать, но теперь я чувствую себя спокойнее там.

Джаред взял священника за плечи:

— Я понимаю, отец. Есть такие вещи, на которые невозможно закрыть глаза.

Отец Фрэнсис кивнул и знаком пригласил нас следовать за ним. Мы пошли, потом терпеливо ждали, пока он поднимется по ступенькам к боковым дверям Святой Анны.

Внутри было холодно, сквозило отовсюду. Деревянные скамьи и мраморные статуи были покрыты холстиной. В стенах церкви поселился страх; мне было ясно, почему священник не хочет оставаться тут один.

На нас сверху вниз взирали лица нарисованных ангелов и святых. Я невольно подумала, что вид у них грустный: пока еще они дождутся доброхота, который вернет их дому былое величие.

— Отец, — начала я, доставая из сумочки чековую книжку. — Это я навлекла на вас несчастье. Позвольте мне помочь вам.

Я нацарапала на бланке шестизначное число.

Отец Фрэнсис взял у меня из рук листок:

— Благодарю тебя, дитя мое. Ты даже не представляешь, как сильно мы нуждаемся в помощи.

— Отец, — произнес Джаред, вынимая из-под мышки книгу Шаха.

Глаза священника округлились, и он отвернулся:

— О нет! Нет, нет. Нет. Вы не должны были приносить сюда это!

У меня в ушах зазвенело, звук едва заметно усиливался, напоминая панический шепот. Оглядевшись, я никого не обнаружила. В церкви находились только мы да несколько сотен людей, нарисованных на стенах и сводах.

Я подняла взгляд. В сцене, где Бог изгоняет восставших ангелов, художник изобразил отверженных так, что они как будто выпадали из картины, сыпались прямо с потолка. Я посмотрела на другую фреску: моряков несет по штормовому морю, они беспомощны и в отчаянии простирают руки к святой Марии. Вдруг я услышала их крики, всех до единого. Они все заголосили на разные лады при виде книги, из-за которой их дом подвергся разрушению.

Я зажмурилась, заткнула уши. Вопли стали такими громкими, что я уже не различала отдельных голосов, осталась только паника — всеобщая, неудержимая паника.

Джаред прикоснулся пальцами к моей руке:

— Нина?

В один миг все прекратилось. Я открыла глаза и огляделась. Это сумасшествие — вот что первым делом пришло мне на ум.

Однако отец Фрэнсис понимающе качал головой:

— Я иногда тоже не могу это выносить — слишком громко.

Пребывая в замешательстве, я обводила взглядом нарисованные на стенах лица.