Шрифт:
Итак, Штутгарт, тихий южногерманский город… Социал-демократы тоже очень «тихие люди».
«Отцы города» числятся в социал-демократической партии, но не помышляют ни о какой борьбе с капиталом… А есть и другой мир — пролетарских кварталов. Клара работает в профсоюзах: у печатников, деревообделочников, швейников. Она сблизилась со многими рабочими семьями. И с радостью встретилась со старым другом Паулем Тагером.
В маленький домик Тагеров и пришла перво-наперво Клара с новостью: ей предложили стать редактором газеты для женщин. Газета носила программное название «Равенство».
— В общем-то «Равенство» до сих пор довольно серенькое издание. Оно вносит в рабочий дом политические новости в достаточно причесанном виде. И огромное количество полезных, по преимуществу хозяйственных советов, — думала вслух Клара.
— По правде, — сказал Пауль, попыхивая трубкой с длинным чубуком, — я не знаю, на месте ли вы будете в этой газете, где помещаются на главном месте инструкции по засолке огурцов.
Клара решает: она произведет основательную перетасовку в редакции…
Клара стала редактором «Равенства». Девятого января 1892 года редакция «Равенства» обращалась к читателю:
«Редакция просит всех друзей женского рабочего движения способствовать распространению нашей газеты, которая всегда будет активной помощницей женщин-работниц в их борьбе».
Итак, «Равенство» — газета для немецких работниц. Но надо, чтобы и мужчины заглядывали в нее… Очень скоро им приходится поневоле это делать, когда газета начинает кампанию против мужей-рабочих, не желающих, чтобы их жены, а тем более дочери ходили на собрания, читали политическую литературу… В то же время газета дает бой и феминизму.
Феминистки — дамы из буржуазной интеллигенции — ратовали за равноправие женщин в рамках буржуазного общества, не помышляя о его низвержении. Они снискали себе славу истерическими выступлениями и слыли опасными фуриями, вооруженными длинными булавками для шляп…
Феминистки усиленно вербовали сторонниц среди трудящихся женщин. «Равенство» разоблачало болтовню о «великом сестринстве», о единстве интересов буржуазной дамы и работницы.
Газета занималась не только политикой. В ней нашлось место и художественно-литературным произведениям: рассказам и стихам первоклассных авторов, выпускались специальные страницы для детей.
Штутгарт того времени еще не был тем бойким промышленным городом, каким стал много лет спустя. Живописный городок со множеством готических зданий уютно расположился в долине светлого Неккара, неоднократно воспетого поэтами: «У Неккара, у Неккара, где так светла вода, там в солнечном сиянии купается земля…»
«Отцы города», принадлежавшие к верхушке социал-демократической организации Штутгарта, хотели спокойно жить у светлой воды и «купаться в солнечном сиянии».
Они имели к тому возможности. Среди них были владелец швейной фабрики, староста печатного цеха, монополист-кондитер. Ресторатор Кунде считался в этой компании уже чистым бедняком: у него было всего пять пивных и один ресторан…
Все это были люди пожилые, усатые, толстые; они носили высокие воротнички и закручивали усы «а-ля Вильгельм»…
То обстоятельство, что именно в их городе родился великий Гегель, склоняло их к философии. И когда они с важным видом сидели за сдвинутыми столиками, уставленными пивными кружками, и обменивались мнениями, им казалось, что сам Георг Вильгельм Фридрих Гегель сидит среди них — с длинными волосами по плечам и тонкой шеей в белом платке.
Все эти господа в свое время отлично приспособились к закону против социалистов и не имели от него никаких неприятностей. Они спокойно взирали на бесчеловечные условия жизни рабочих и аресты революционеров.
В соответствующие даты они посылали поздравления коронованным особам, обстоятельно обсуждая их текст и соревнуясь в верноподданнических чувствах. Они жили спокойно и хотели так жить дальше. Клара свалилась на них как снег на голову.
Агитатор — женщина! Редактор газеты, к тому же незаурядный деятель: первая женщина, выступавшая на Международном форуме по женскому вопросу! Они почесали затылки и туже закрутили кончики усов. Охотник Куурпат, слывший трезвым реалистом, сказал, что это знамение времени.
Клара вошла в жизнь штутгартских пролетариев, объединенных многочисленными профсоюзами.
Она выступала на больших рабочих собраниях. Ее полюбили за решительные и прямые высказывания. За отличный образный язык, за беспощадные и остроумные разоблачения противников. И даже за присущую ей манеру запросто обращаться к любому из слушателей. Ее популярность росла, и отцы города в конце концов признали Клару Цеткин энергичной и деловой женщиной и, немного побаиваясь ее бескомпромиссности, отчасти даже гордились ею, решив, что она «внесла в мирный Штутгарт веяния века, пропитавшись ими в Париже».