Шрифт:
Джонатан сидел в кресле с прямой спинкой и ждал, когда они выйдут из гардеробной.
В голосе у Лупе звучали нотки отчаяния:
– Мне не хватает триста восемьдесят долларов. Я думала, что у меня достаточно денег, но материала нужно больше. Наверное, придется подождать.
– Нет, не нужно. Лео, я заплач у .
– Мистер Джонатан, вы не можете…
– Кто это сказал?
– Моя бабушка будет…
– Я все объясню твоей бабушке.
– Нет, я…
– Лупе, мы это покупаем. Лео, заверни все и отправь ко мне домой.
– Спасибо, – сказала Лупе серьезным тоном. – Но я обязательно все верну. Клянусь, что верну. И теперь я буду работать в два раза больше.
– Пожалуйста, не надо, – ответил Джонатан. – Я от тебя скоро свихнусь!
Позже, вечером того же дня, Джонатан слушал новости, когда зазвонил телефон.
– Алло!
Сначала длинная пауза, а затем из трубки раздался голос:
– Джонни, сынок!
Джонатан опустился в кресло рядом с телефоном. Он обмяк, словно из него вынули все кости.
– Ты все еще здесь? – поинтересовались в трубке.
– Па, – наконец произнес Джонатан. – После всех этих лет. Просто невероятно, столько семейных событий за последнюю неделю.
– Ну, вероятно, в этом я виноват. Мать сказала, что твоего номера телефона нет в телефонном справочнике и что ты просил нас всех тебя не беспокоить.
– Что? Это же неправда!
– Ну, я должен был сам все разузнать. Мне не нужно было верить ей на слово.
Джонатан вздохнул, затем снова замолчал. Казалось, он не мог подобрать нужные слова.
– Как ты? Мать говорила, у тебя неважно с сердцем.
– Ну, мне ведь уже восемьдесят пять. Поэтому я и звоню. Хотелось поговорить с тобой, пока еще есть время.
– Когда-то мне было о чем порассказать, теперь уже нет, – ответил Джонатан. – Ты ведь знаешь, я слепой. И довольно много времени провожу в одиночестве. Я больше не способен рисовать или чем-то серьезным заниматься. Так что все выглядит не слишком привлекательно!
Отец сказал:
– Понимаю, о чем ты. Я тоже не слишком много могу сейчас. Стоит напрячься, как сразу сердце прихватывает. И потом, Белль держит меня на коротком поводке.
Он снова шмыгнул носом:
– Слышал, ты живешь неподалеку, где-то в районе Миссии.
– Так и есть. В соседях у меня по большей части латиноамериканцы. Все, в общем, неплохо.
– Я там не был уже много лет. Мать боится этих мест, хотя я знаю, что она навещала тебя, – он замолчал и откашлялся.
– Ты хотел сказать мне что-нибудь важное, па?
– Думаю, я звоню сказать, что мне жаль, что я не был слишком хорошим отцом. Ты был так не похож на других. А мать с этим просто не справлялась. Я оставил это на ее усмотрение, чтобы она решала сама. Подчинился, как обычно. Столько лет она указывала мне, что я должен чувствовать, а теперь жизнь моя почти закончилась. Я мог бы стать для тебя большей подмогой, особенно когда ты ослеп. Вот одно я точно могу для тебя сделать – упомянуть тебя в своем завещании. Я хочу, чтобы ты знал, когда меня не станет, ты получишь очень приличное содержание.
– Пап, мне ничего не нужно…
– Зато это нужно мне.
– Вообще-то это я должен был бы дать тебе денег. Ведь это я много зарабатывал.
– Джонатан, не спорь. Твоя мать не в курсе. Да ей и не нужно ничего знать.
Я сорок лет отработал на работе, которую ненавидел. Зато теперь собираюсь делать то, чего сам хочу!
Оба снова замолчали.
– Тебе хотелось бы как-нибудь встретиться? – с трудом произнес Джонатан.
– Думаю, лучше не стоит, – тихо ответил отец. – Мне это будет слишком тяжело. У меня же слабое сердце, я тебе говорил.
– Да. Я тоже не знаю, насколько мое сильное.
Оба вздохнули.
– Спасибо, папа. Правда.
Неожиданно в трубке раздались гудки.
Еще несколько минут Джонатан подержал ее, а потом повесил.
Позже, на этой же неделе, когда Лупе ехала на велосипеде по обычному маршруту в продуктовый магазин, она внезапно остановилась и взглянула на знакомый особняк еще раз. На газоне перед домом Бри, построенным в Викторианском стиле, была воткнута табличка «Продается». Лупе так долго стояла и смотрела, что кто-то отдернул кружевные шторы. Оттуда на мгновенье выглянула мать Бри, а затем опять плотно их задернула.