Якушев Андрей Викторович
Шрифт:
«А через окна видно всё, что внутри творится, да и сквозит через них», – и замуровал окна.
«А фундамент-то – такой красивый, прочный, а не видно его совсем», – и поставил его вместо крыши, чтобы издалека видно было, какой дом прочный.
Таким образом, дом оказался переставлен с ног на голову. Только жить в этом доме как-то неудобно стало архитектору. Сидит он в темноте, замурованные окна света белого не пропускают, что вокруг творится, не видно. Шальной ветер раскачивает дом, стоящий на крыше. Прочный фундамент сверху давит. Холодно. Печку не затопишь – дым вываливается из печки прямо в дом: трубы ведь нет.
«Всё должно быть на своём месте», – наконец-то подумал архитектор, замерзая от холода, и пошёл искать трубу. Но не смог найти подвала. И взмолился архитектор к Творцу о помощи, чтобы привести дом в первоначальный вид.
Гора и Ослик
Шёл маленький ослик по тропе меж гор. Тащил за собой маленькую тележку со всякого рода хламом.
«Забавный Ослик, – подумала Гора. – Зачем он тащит за собой этот никому не нужный хлам?»
И решила Гора позабавиться над осликом. Бросила она со своих высот ему в тележку большой серый камень. Ослик же как шёл, так и продолжал идти. «Странный ослик», – подумала Гора и бросила в тележку ещё один большой камень. Ослик же упрямо тащил за собой свою маленькую тележку.
По пути ему встречались люди и спрашивали его:
– Зачем ты тащишь за собой эти бесполезные камни? Не лучше ли тебе остановиться и сбросить их с тележки? Идти сразу станет легче.
Но ослик непонимающе смотрел на людей и, обливаясь потом, упрямо шёл вперёд, таща за собой тележку с камнями.
Гора же всё с большим и большим азартом забавлялась над осликом, дивясь его упрямой глупости и подбрасывая в тележку всё больше и больше камней.
«Тяжела же моя ноша», – подумал ослик, задыхаясь от непосильного труда.
И издох.
Змея и Сокол
Родился на свет маленький Сокол, подрос, мама выучила его летать и со словами: «Ты уже взрослый», – улетела восвояси.
И вот однажды после долгого свободного полёта Сокол сел на землю отдохнуть. Мимо проползала Змея, холодная и умная, с коей Сокол и познакомился. Он рассказал ей, как прозрачен и свеж поток воздуха, разрезаемого крыльями, какие красивые поля и леса во взгляде с высокого неба. И зародилась в Змее чёрная зависть к крыльям Сокола, дарованным ему Богом. Но тонкий и расчётливый ум Змеи скрыл эту зависть глубоко в сердце. И она сказала ему:
– Летая далеко от земли, ты не имел возможности увидеть все прелести цветов и травы, растущие здесь, внизу, увидеть укромные щели меж камней и чистую родниковую воду, струящуюся меж них. Я буду твоим другом и покажу тебе всё, чего ты был лишён.
И они долго бродили меж камней, скал и травы. Сокол с удивлением рассматривал вблизи то, что не раз видел свысока. И был благодарен Змее.
Прошло много времени с их первой встречи. И однажды, греясь на солнышке рядом с гордо сидящим Соколом, Змея сказала:
– Послушай, друг, а ведь ты давно не летал, твои крылья ослабели. Я думаю, что ты уже никогда не сможешь полететь. Да и кто сказал тебе, что ты рождён летать? Ты вот уже сколько времени ходишь со мной по земле и прекрасно обходишься без полёта. Может, судьба твоя и не летать вовсе?
Загрустил Сокол, вспоминая о том, как парил высоко в небе, о чувстве, дарящем свободу. Стал сетовать на свою судьбу и драть на себе перья.
– Что-то ты нервный стал, Сокол, – сказала Змея, – и скучный: летать не умеешь, а ползать и я могу, – и уползла.
И стал Сокол с тех пор печальным. Сидит на скале, смотрит с тоской в небо, а крылья расправить не решается.
Костёр
На опушке леса весело потрескивал ласковый, горячий Костёр, освещая лужайку вокруг и согревая всех около себя. Блики его света играли с ветвями окружающих деревьев. Он гордился красотой, которую создавал в темноте ночи. Весёлый и жизнерадостный, он притягивал к себе всех своим тёплым обаянием. Дымовой купол над ним мерцал искорками, переливаясь всеми оттенками жёлтого света. Чем больше он горел и отдавал своё тепло, тем больше тянулись к нему.
Но в задумчивый час поздней ночи, наблюдая за своими искорками, Костёр увидел высоко в небе, значительно выше взлетающих ввысь искр, звёзды. Они были разбросаны повсюду и так высоко, что их могли видеть все. Они так же мерцали, как родные искры Костра. И он подумал: «Чем же мои искорки хуже? Они даже намного красивее своей жёлтой теплотой этих мертвенно-бледных звёзд».
И он собрал все свои горячие силы и одним мигом взметнулся вверх, рассыпаясь на сотни, тысячи красивых искр.
Но, взлетая всё выше и выше, эта великолепная мириада искр соприкоснулась с холодом тёмной ночи и угасла. А окружение Костра лишилось его теплоты.