– Я постелю тебе рядом с компьютером, как ты любишь, а таблетки принесу в кровать, – доносится до воспаленного сознания голос лучшей подруги, родной еще со школы.

И, зарываясь гудящей головой в любимое синее белье, которое Ленка достает из шкафа, если я ночую у нее, шепчу в трубку, наконец, дозвонившись до дома:

– Папочка, со мной все в порядке. Я сегодня не приду.

Сектор фантазии

Я иду сквозь машинизированный мир настоящего, где солнце, небо и такие, как я, существуют вне времени. У меня нет железных нервов, и я плохо считаю в уме, зато иногда все на свете заменяют мысли о том, что у котят такие мягкие лапки. Маленькая голодная собачка по кличке Анорексия злобно грызет мои косточки. А когда ее нет, мятное мороженое особенно вкусно с шоколадным сиропом. Песочные тени для век потрясающе красиво смотрятся с шелком цвета хаки. Хотя, глядя на меня, встречные бабки торопливо крестятся…

Никогда не узнаешь всей правды. У судьбы нет цели навязывать ее нам. Зато можно думать о белом песке на море, которого нет, – впрочем, белого песка тоже нет. Разве что на тщательно обработанных фото… Можно бесконечно строить изящные замки из песка, это будет хорошо выглядеть. В общем-то сейчас мне никто не нужен, в особенности те, кто пытается расставить все по своим местам…

Когда надоедает в глазах других быть «вечно не такой», проще сказать в ответ: «Это все не про меня…». Политика игнора – универсальное средство борьбы с заблуждениями. Удобно жить, смеясь, и никогда не расстраиваться, правда? «Все будет хорошо!» – так написано на майке, которую хочется носить по особым случаям. Рисунок на ней выглядит ярко-розовым именно в полдень. В это время хочется попить чая с молоком, сидя в уютном кафе, лицом на солнечную улицу, где и должны проходить будни мечтателя. А в реальности все иначе… Повсюду жестокость и равнодушие – порождение нового мира, где властвуют существа с удаленным Сектором Фантазии.

– Доченька, ну что с тобой происходит? Твое поведение расстраивает меня, – сокрушается папа, глядя печально и озабоченно.

Я снова появилась дома спустя неделю отсутствия. Возникает желание провалиться под землю, лишь бы не видеть папиных обеспокоенных глаз.

Я – поздний и единственный ребенок, которому рано пришлось повзрослеть. За несколько лет до смерти мама тяжело заболела. Я понимала, что теперь пришла моя очередь заботиться о папе. К тому же он давно вышел на пенсию, хоть и остался вечно молодым в душе. А когда мамочки не стало, роль главного в нашей семье стала моей. Родители с детства меня баловали: дорогие игрушки, модные наряды, парки развлечений – все самое лучшее для любимой дочки. А теперь настала моя очередь обеспечивать счастье близкого человека. Поэтому мне приходится работать за двоих.

Как я скучаю по безвозвратно ушедшим временам, когда все было как в сказке! Отношения папы и мамы стали для меня ярким примером идеальной семьи. Согласие, любовь и понимание… В нашем доме всегда царила радость. В выходные мы всей семьей шли на прогулку в парк. Потом приходили домой, и все вместе садились обедать. А на десерт мама подавала лимонный пирог, который делала сама. Вкус этого пирога невозможно испытать снова, где ни покупай свежую выпечку… Я теперь скитаюсь по свету в поисках счастья, пытаюсь как-то выжить и быть надежной опорой для папы. Слава богу, денег, которые я зарабатываю, вполне хватает на двоих. Правда, я стала совсем редко бывать дома. Работа, неформальные тусовки, ночные клубы, посещение литературных вечеров, посиделки с лучшей подругой, андеграундные сборища и прогулки в одиночестве. Счастье не приходит само, поэтому я ищу его везде, но из-за этого любимая папина дочка неделями шастает черт знает где. Ах да, забыла сказать, ко всему прочему все знакомые нашей семьи называют меня «странной».

Наконец-то увидев меня дома, папа выглядит весьма удрученным. Конечно, он уже привык, что я позволяю себе долго отсутствовать, но не хочет смириться с тем, что маленькая девочка давно выросла. Уловив еще в прихожей вкусный запах своего любимого овощного супа, я понимаю, что папа приготовил его специально для меня. Вывернув голову в сторону обеденного стола, будто любопытный гусь, я замечаю в хлебнице любимые булочки с кунжутом. Мне хочется заплакать от умиления. Выходит, что папа очень ждал меня и хотел порадовать. Приветливо улыбнувшись, я опускаю глаза и молчу. Если бы я была собачкой, то завиляла бы хвостиком. И где-то между ребрами начинает нарастать ноющее чувство вины…

Проскользнув в комнату, я торопливо вынимаю из сумки сигареты и прячу их как можно дальше в ящик письменного стола, чтобы не запалиться перед родителем дурным компроматом. Спешно набиваю рот мятной жвачкой: надо как-то перебить запах курева. Переодеваюсь в просторную футболку, которую привыкла носить дома. Бросаю взгляд в зеркало и пугаюсь своих озлобленных глаз, сверкающих нездоровым блеском, как у затравленного волчонка. Впервые за неделю почувствовав себя непринужденно, падаю навзничь на кровать, раскинув руки, сваливаюсь на меховое покрывало, как подбитая птица, и начинаю изливать душу своему плюшевому мишке. Кому еще я могу рассказать правду, которая так и просится наружу? Нет сил молчать. Но только плюшевый друг по имени Пыльный узнает все мои откровения.

Я из тех, кто плачет по ночам и не скрывает этого. Меня никто не понимает. Моими друзьями то и дело прикидываются желающие залезть мне в трусы. Не нужно делать поспешных выводов, но жизнь слишком стремительна, чтобы ждать. Я всего лишь смешная Чебурашка, поэтому лучше промолчать и улыбнуться самой незаметной улыбкой. Или все-таки мне повезло в том, что моя микросхема не подключена к коллективному разуму? Эти мысли читаются в слегка покрасневших глазах, покрасневших от недосыпания, дыма сигарет, нервной работы, чужих упреков и самых разных мыслей. Папа зовет кушать. Чмокнув Пыльного, тащусь на кухню.

С трудом выбросив из головы проблемы, я говорю:

– Не волнуйся, пап, я в порядке. Просто немного устала.

– Доченька, не делай вид, что не понимаешь, – отвечает папа, наливая полную тарелку вкуснятины. – Все было бы хорошо, если бы ты не выглядела так странно. Я беспокоюсь, что ты втянулась в какую-то нехорошую компанию…

– И меня съест бармалей, – смеюсь я, но быстро прекращаю свое веселье.

Папа бросает на меня недолгий взгляд и погружается в задумчивое отсутствие. А потом, сосредоточившись на своих мыслях, начинает медленно чертить шариковой ручкой простые геометрические фигуры на длинном чеке из супермаркета, который подвернулся ему под руку. Сердце болезненно сжимается. Это очень нехороший знак – папа огорчен до глубины души. Его красивая, мужественная рука продолжает сдержанно выводить на бумаге строгие символы… Треугольник, ромбик, квадрат… А потом обрисовывать их по контуру, несколько раз проводя ручкой по одним и тем же местам… На папином красивом виске постепенно вздувается тонкая жилка, совсем как у меня, когда мне трудно справиться с напряжением.