Шрифт:
– Погодите, что вы делаете? – весьма невежливо перебила я Надежду.
– Привязываю Феоктиста к каналу боли в пояснице Зои, – пояснила лекарка. – Иголки, слегка войдя в кожу, оттянут отрицательную энергию. Завтра в это же время явитесь на прием, я сниму Феоктиста и посмотрю, надо ли повторить процедуру.
– С ума сойти… – обомлела я. – Немедленно освободите несчастного ежика, вы его замучаете.
– Нет, нет! – завопила Зоя. – Оставьте! Не хочу умереть в понедельник!
– Еж скончается в муках, – занервничала я. – Ни одно животное не может долго прожить, будучи привязанным к спине человека.
– Ну и фиг с ним! – заорала Миронова. – Я важнее!
– Безобразие! – взвилась я. – Для таких целей давно придуман ипликатор Кузнецова!
– Феоктист сейчас не с нами, – произнесла целительница, – он уже в лучшем мире, здесь осталась лишь его бренная оболочка. Она биоположительна, а названное вами средство сродни мертвой воде.
Я уставилась на анималтерапевта.
– Ежик умер? А кого вы приматываете к Зое?
– Его чучело, – объяснила Надежда. – Сам Феоктист уже на небесах, его душа переполнена счастьем, которое по каналам энергообмена перетекает в оставленную на Земле шкуру, а та…
Я ощутила тошноту и головокружение.
– Думаете, дохлый еж мне поможет? – проскулила Зоя.
– Энергетически он живой, – обиделась знахарка. – Разговаривайте с Феоктистом раза три-четыре в час, хвалите его и избежите скорой кончины.
Я поняла, что не могу более выносить этот поток абсурда, и выскочила в коридор.
Глава 9
Когда мы с Зоей вышли на улицу, я спросила:
– Дойдешь до «Нирваны» одна?
– Думаю, да, – сказала Миронова. – А ты куда собралась?
– Сбегаю в магазин, – лихо соврала я, – куплю газет.
Зоя кивнула, сделала шаг в сторону леса, потом обернулась.
– Ты решила вернуться к Надежде и тоже полечиться? Смеялась над целительницей, а теперь поняла, что она гений? Вот возьму и останусь! Теперь мой черед над тобой подсмеиваться. Думаешь, приятно узнать о своей смерти в понедельник? Я еле-еле жива от потрясения. Хорошо, что Надежда согласилась мне помочь. Правда, ношение шкуры Феоктиста недешевое удовольствие, с меня за это десять тысяч взяли… Но ведь жизнь дороже!
– Прости меня, – смиренно попросила я, – больше никогда не стану потешаться над анималтерапевтом. Нет, я вовсе не намерена возвращаться, планирую заглянуть в местную лавку. Хочешь, пойдем вместе?
– Ну уж нет, – поморщилась Зоя. – Я устала и перекусить пора. Встретимся перед ужином. О’кей?
Я помахала Мироновой рукой, прогулялась немного по местному Бродвею, оглянулась и с радостью увидела, что Зоя скрылась в лесу. Тогда я развернулась и шмыгнула в дом, расположенный рядом с избой хитрой целительницы. Дверь в покосившийся домик была по-деревенски беспечно не заперта. Я протиснулась в крошечные сени, споткнулась о пару резиновых калош, чуть не разорвала юбку о какие-то железяки и крикнула:
– Тамара, вы дома?
– Проходите, – раздалось в ответ. – Кто там? Регина, ты? Чего долго не приезжала? Полгода скоро, как ты пропала.
Я толкнула рукой обшарпанную фанерную дверь, запуталась в висящей за ней занавеске, но в конце концов раздвинула ее и очутилась на кухне. У крохотного стола, накрытого бело-синей клеенкой, сидела очень худая женщина в спортивном костюме, знававшем лучшие времена.
– Вы кто? – удивилась она.
– Регина Збарская здесь живет? – в свою очередь поинтересовалась я. – Приехала ее навестить.
Тамара отодвинула большую миску, в которую лущила зубчики чеснока.
– Регинка куда-то подевалась. Уже давно не показывается, с зимы.
Я изобразила разочарование:
– Значит, Збарская уехала?
Хозяйка избушки внимательно посмотрела на меня.
– Может, и так. Но вещи ее на месте, а они хорошие, дорогие.
– Разрешите зайти в комнату жилички? – попросила я.
– Ладно, – после недолгого колебания согласилась хозяйка, – если дадите тысячу рублей, то пожалуйста.
Получив купюру, Тамара начала оправдываться:
– С работы меня турнули, жить не на что.
– Я честно заплатила вам, теперь хочу увидеть помещение, – прервала я тетку.
Та встала.
– По коридору налево и прямо, в дверь и упретесь.
Я миновала узкий проход, толкнула створку и увидела едва ли десятиметровую комнату с большой кроватью образца середины двадцатого века. Кроме ложа, застеленного красивым новым пледом, тут стояли трехстворчатый гардероб с зеркалом, настоящий динозавр советской мебельной промышленности, продавленное кресло, еще были бордово-черный ковер на стене и горшки с буйно цветущей геранью на узком, покрашенном белой масляной краской подоконнике.