Стихотворения
вернуться

Лурье Вера Осиповна
Шрифт:

«Не надо ни людей, ни дум!..»

Не надо ни людей, ни дум! Лег пудель мерный под столом И близко, близко моря шум, Да песни ветра ни о чем. Туманный город позади, И небо строгое, как сталь, И слово жадное «приди», А с ним и радость и печаль. Лукавый блеск угрюмых глаз, Обманывавших столько раз. Здесь просто и легко простить, Стихов сплетая тихо нить.

На берегу моря (7 часов вечера)

Посвящается Б. Н. Б.

В воду опрокинулись колонны От купален и сквозной забор. Солнце — точно купол раскаленный, А деревья черные — собор. Подле лодок смуглые матросы, С голыми ногами до колен, На гуляющих посмотрят косо. И канаты тянут по земле. Пахнет устрицами, солью берег, Дети загорелые лежат. Хорошо бродить и снова верить И творить свой набожно обряд. Песни складывать и петь дорогой, А любви не требовать большой, Собирая радость понемногу В раковинах и воде морской.

«Сырой песок! Кабина номер двести…»

Сырой песок! Кабина номер двести. Два мальчика в матросках у воды Лопатой роют все на том же месте Опять волна. Напрасные труды. Вот крепости разрушенной следы! Нет, не могу просить у Бога мести. Покорная гляжу на серый мол, На чаек и на парусные лодки. В трико купальном медленно прошел, Упругою, уверенной походкой, Мужчина, крепкий не скрывая пол. Я дни перебираю, точно четки Монахини в запущенном саду, Но верю в чудо и чего-то жду!

Свинемюнде

Как хорошо сомнений бросив нить, И пляж оставив надоедно-гулкий, По городу приморскому бродить, Заглядывать в глухие переулки, Где часто прорезает воздух стон И в кабаках танцуют «джими» пьяно Матросы под звенящий граммофон, И головы торчат среди тумана. Бродяга старый клянчит у ворот, Скривив в улыбку посинелый рот. Я ухожу и пробираюсь снова Сквозь улицы в широкий порт торговый. Там тихая и гладкая вода, Просоленные в плаванье матросы. К ним девушки приходят иногда И при закате распускают косы. А рано утром оставляют вновь Приезжий пароход и порт торговый. Простая и недолгая любовь Налей свой сок в мое пустое слово.

«Глядеть на море можно и часами…»

Глядеть на море можно и часами, Бездумно в глубину отыскивая путь. Чтобы потом неловкими руками Свой руль нежданно-резко повернуть. И плыть навстречу ветру, волнам смело; Пусть бьется лодка и дрожит весло, От брызг соленых закалится тело, А песнь споется просто и светло. Еще неясен мне мой скрытый жребий, В беспечной лени протекают дни, Но повернется руль — и в сером небе Мне засияют новые огни.

«Сентябрь первый на чужбине…»

Сентябрь первый на чужбине Плетет из дней дождливых сеть. В созвучьях стройных ночи синей, Куда всем помыслам лететь! А слово ширится в молитву. Не радость светлую поет. Железный меч готов на битву И муза жертвы строго ждет. Тан каждый год с осенним ветром Захватит темная любовь, Чтоб кованным, тяжелым метром Ее я воспевала вновь! Но я любить давно устала… Неутолимая, постой! Пусть золотое покрывало Хранит мой радужный покой.

«Никого не пускаю в свой дом…»

Посвящается К. М.

Никого не пускаю в свой дом, Синим звоном звенит тишина. Вспоминаю прозрачные дни, Побережье Балтийского моря. И лежанье в горячем песке С устремленным на небо лицом. Тело крепнет от соли морской И становится сильным и мудрым. Вечера в тесноватом кафе, Под «джазбанда» нетрудный напев Вспоминаю я часто того, С кем томленье в сближенье ритмичном И касанье короткое губ. Грубоватую нежность в словах Я любила бездумно легко Как и все у Балтийского моря, Где свободу я вновь обрела И давно позабытый покой. А теперь точно ветер в степи Я пою в тишине свои песни.

Круговорот

Свершает время свой круговорот Мелькают люди, образы и страны. Так душно здесь. Мне кажется все пьяны, Но знаю я и эта ночь пройдет. А ты лежишь и даже встать не можешь, Бормочешь мне бессвязные слова, Губами ищешь тепловатой кожи, Откинув шелковые рукава. Но ты мне стал теперь опять дороже И кружится, как прежде голова. Пусть завтра будешь холодней и строже, Чем льдом густым покрытая Нева. Французский, русский и немецкий говор Смешались в беге бесконечном лет. Нам можно все: мы сбросили оковы И красным шарфом придушили свет!