Шрифт:
– Ты лучше вспомни, как она выглядит, – посоветовал Брамс, – зачем нам ее название?
– Да, это верно. Я пойду, поищу ее.
– Я с тобой, еще заблудишься, а ты, Уно, подожди здесь и береги себя.
Уно кивнул, присаживаясь подле узловатого дерева. Крыло ныло и пульсировало болью. Уно закрыл глаза, слабость постепенно переходила в сон, и Уно проваливался все глубже и глубже в беспамятство. Он не слышал, как вернулись Конти с Брамсом. Они принесли бледно-голубую траву, растерли ее в густую прохладную кашицу и осторожно наложили на раны. Уно крепко спал.
– Кажется, у него жар, – обеспокоено сказал Лисенок, – может инфекция попала?
– Сплюнь, еще накаркаешь, – Брамс тяжело вздохнул, и добавил: – Только этого нам еще не хватало. Сейчас самое время убираться отсюда, вдруг у этого льва семья? Братья там или сестры?
– Скорее всего, он один живет, вернее жил. Он похож на льва-отшельника, на изгнанника.
– А ты их много в своей жизни видел? – усмехнулся попугай. – Уходить отсюда надо, ох как надо!
Конти посмотрел на Уно, и вздохнул.
– Может носилки сделать? – продолжал размышлять Попугай. – Но он ведь такой здоровый и тяжелый…
– Придется ждать, пока ему станет лучше, другого выхода нет, – Конти свернулся калачиком под боком Уно.
– А ты уверен, что это именно та лечебная трава?
– Уверен.
– А ты уверен, что она подействует?
– Наверное должна.
– Что значит «наверное»? – возмутился Брамс. – Она подействует или нет?
– На меня действовала, – неуверенно сказал лисенок, – значит и на Уно должна.
– Ох, – вздохнул попугай. Он взлетел на ветку дерева и устроился поудобнее. – Давай, крошка, отдохнем немного, день выдался нелегкий.
– Он еще не закончился, – зевнул лисенок.
– Для нас он уже позади, – попугай закрыл глаза и задремал.
А Уно снился сон: дорога к Солнцу, большая дорога, уходящая в небо. Уно стоял у самого ее истока и смотрел, как по дороге движутся тени и блики, отбрасывающие расплавленные солнечные лучи.
– Уно, – раздался знакомый голос. На дороге стояла Кеола, ее блестящая черная шерсть казалась бронзовой в солнечном свете. – Здравствуй, Уно.
– Здравствуй, Кеола, – его глухой голос доносился откуда-то со стороны.
– Я так скучаю по тебе, – печально произнесла пантера, – мне так тебя не хватает.
– Зачем же ты ушла? Почему не разрешила помочь тебе?
– Так было нужно, – вздохнула она, – ни ты, ни я ничего не могли изменить. Но под час мы можем гораздо больше, чем нам предопределено, все дело в выборе, выбор за нами. За тобой, Уно.
– О чем ты говоришь?
Кеола грустно улыбнулась и стала удаляться ввысь, к Солнцу.
– Подожди, не уходи! – крикнул он. – Не оставляй меня! Скажи, что это за дорога?
– Она для всех одна, Последняя Дорога… – слабым дуновением прошептал ее голос. – Возьми щепотку солнечного света, он исцелит твои раны…
Пантера вспыхнула, словно бабочка в огне и исчезла. Щепотку солнечного света? Уно осторожно зачерпнул теплый, покалывающий кожу свет и расправил дрожащее от боли крыло. Свет мерцал, искрился, отбрасывая причудливые блики. Затаив дыхание, Уно принялся лить солнечный свет тонкой струйкой на кровоточащие царапины. Кровь и свет, смешавшись, зашипели, запузырились. Острая боль раскаленными иглами впилась в чувствительное крыло, и Уно, не выдержав, застонал…
Брамс проснулся оттого, что Уно громко стонет. Он немедленно слетел с ветки на землю. Конти тоже не спал, он сидел рядом с Уно, не сводя глаз с его крыла.
– Что случилось? – спросил попугай.
– Не знаю. Я проснулся от сильного света. Сначала мне показалось, что что-то горит, а потом понял – светится крыло.
– Как интересно, – Брамс подошел ближе, присматриваясь.
Белое крыло Уно мерцало ярким золотистым светом, а раны… раны затягивались сами собой прямо на глазах.
– Я сейчас в обморок упаду, – пообещал Брамс, – у меня нервная система слабая.
– Что происходит? – прошептал лисенок, зачарованно наблюдая за этим необычным явлением. – Неужели так трава подействовала?
– Не знаю, но в обморок я все равно упаду.
Выполнить свое обещание он не успел – начался дождь и крупные редкие капли защелкали по листве.
– Надо чем-нибудь накрыть Уно, – заволновался Брамс, – давай, Конти, подтаскивай мешок, соорудим какой-нибудь шалаш из вещей…