Я отошел от окна. Девушки болтали о чем-то своем. Мы с улыбкой слушали их разговор, как вдруг в глубокой деревенской тишине раздался страшный крик — крик, возвещавший о бедствии и смерти:

— Гаронна! Гаронна!

Мы выбежали во двор.

Село Сен-Жори расположено в глубокой котловине, ниже уровня Гаронны почти на пятьсот метров. Ряды высоких тополей, ограждающих луга, совсем скрывают реку.

Мы ничего не увидели, но по-прежнему слышали отчаянный крик:

— Гаронна! Гаронна!

Вдруг на широкой дороге появились двое мужчин и три женщины; одна из них держала на руках ребенка. Они кричали, обезумев от страха, и мчались со всех ног по утрамбованной, твердой земле. Иногда они оглядывались назад с таким страхом, будто за ними гналась стая волков.

— Ну что? Что у них случилось? — спросил Сиприен. — Вы заметили что-нибудь тревожное, дедушка?

— Нет, нет, — сказал я. — Все тихо. Ни один листок не колышется.

И действительно, низкая линия горизонта безмятежно спала. Но едва я успел произнести успокаивающие слова, как у всех у нас вырвался крик ужаса. Позади бежавших людей между стволами деревьев, между кустами мы увидели что-то похожее на стаю серых зверей с желтыми пятнами; они рвались вперед. Но то были не звери, а волны, внезапно появлявшиеся со всех сторон, волны, набегавшие друг на друга; бесконечные водяные валы неслись с глухим гулом, разбрызгивая белую пену, и сотрясали землю в стремительном натиске.

Тут и мы закричали:

— Гаронна! Гаронна!

Двое мужчин и три женщины стремглав бежали по дороге. Они слышали догонявший их страшный гул. Теперь волны наступали сплошной лавиной, перекатывались и с грохотом обрушивались, совсем как атакующий батальон. Первым натиском они сломали три тополя, высокие стволы рухнули и исчезли. Шалаш из досок сразу затопило, а рядом каменная стена треснула; распряженные тележки подхватило и унесло, как соломинки. Но казалось, что вода преследовала, главным образом, бежавших людей. На повороте дороги она перехлестнула через отлогий откос, хлынула на обширное пространство и отрезала людям путь к отступлению. Они мчались вперед широкими скачками, обезумев от ужаса, и больше не кричали. Вода уже достигала их колен. Огромная волна накрыла женщину с ребенком. И поглотила все.

— Скорее! Скорее! — кричал я. — Бежим домой… Стены у нас крепкие, нам нечего бояться.

Из осторожности мы тотчас поднялись на второй этаж.

Первыми пропустили девушек. Я заупрямился и согласился подняться только последним. Дом был выстроен на холме, над дорогой. Вода заливала двор не спеша, с тихим плеском. Мы не очень напугались.

— Пустяки! — сказал Жак, чтобы успокоить женщин. — Ничего не случится… Помните, отец, наводнение в пятьдесят пятом году? Вода вот так же залила двор, поднялась на фут, а затем спала.

— А все-таки досадно, повредит урожаю, — пробормотал вполголоса Сиприен.

— Нет, нет, ничего не будет, — сказал я, видя большие умоляющие глаза наших девушек.

Эмэ уложила малышей на свою кровать и села у изголовья, около нее расположились Вероника и Мария. Тетя Агата говорила, что хорошо бы подогреть вино, которое мы захватили с собой, и выпить по глотку, — вино всем нам прибавит бодрости. Жак и Роза глядели в окно, я стоял у другого окна вместе с братом, Сиприеном и Гаспаром.

— Идите сюда! Идите скорей! — кричал я двум нашим служанкам, которые шлепали по воде посреди двора. — Что вы там мокнете?

— А как же быть со скотиной? — спросили служанки. — Ведь ей страшно: слышите, как она беспокоится в стойлах?

— Ладно, оставьте ее… Поднимайтесь к нам сейчас же. Там видно будет.

Если наводнение усилится, спасти скотину все равно будет невозможно. Но я считал бесполезным пугать домочадцев и старался держаться спокойно. Прислонившись к окну, я разговаривал, мысленно отмечая, как быстро поднимается вода. Река, набросившись на село в неистовом напоре, завладела им вплоть до самых узких улочек. А теперь стремительная атака бушующих волн сменилась медленным и непреодолимым наступлением. Впадина, в которой стояло село, превратилась в озеро. В нашем дворе уровень воды вскоре достиг одного метра. Я видел, как она поднималась, однако утверждал, что она стоит на одном уровне. Я даже пытался говорить, что она спадает.

— Волей-неволей придется тебе заночевать у нас, голубчик, — сказал я Гаспару. — Разве что дороги освободятся через несколько часов… Это вполне возможно.

Он молча посмотрел на меня, лицо у него стало белым как полотно; затем я перехватил его взгляд, устремленный на Веронику, — с какой тоской он смотрел на нее!

Было половина девятого вечера, по день еще не угас; с бледнеющего неба нисходила глубокая печаль. Служанки поднялись к нам, захватив снизу две лампы, — хорошая мысль пришла им. Я распорядился зажечь обе лампы, потому что в комнате, где мы укрылись, уже стало темно, и подумал: при свете будет веселее. Тетя Агата выдвинула стол на середину комнаты и предложила сыграть в карты. Славная женщина старалась поймать мой взгляд, — я понял, что она хочет чем-нибудь развлечь детей. Она крепилась, не теряла бодрости и смеялась, чтобы победить страх, который — она чувствовала это — нарастал вокруг нее. Начали играть в карты. Тетя Агата насильно усадила за стол Эмэ, Веронику и Марию, вложила им в руки карты и всячески старалась показать, что она увлечена игрой: с азартом брала взятки, тасовала, вновь сдавала, острила, спорила, шутила так многословно и шумно, что ее голос почти заглушал плеск воды. Но наши девочки не могли забыться, сидели бледные, крепко сжав руки, и напряженно прислушивались. Игра поминутно прерывалась. То одна, то другая поворачивалась и спрашивала меня вполголоса: