— Я обязательно прилечу, когда она родится, — говорит Дарси. — Лучше уж пропущу собственный медовый месяц!

Делает она это нарочно или просто не может сдержать чувств, но Дарси обязательно должна влезть в любой разговор. Обычно я не возражаю, но, потратив столько времени на поиски подарка для своей второй лучшей подруги, я так надеялась, что она заткнется и хотя бы на секунду оставит нас с Аннелизой в покое.

Дипломатичная Аннелиза быстро улыбается Дарси и снова вспоминает обо мне и одеяле. Показывает его со всех сторон, и все соглашаются, что одеяло замечательное, такое мягкое, такое приятное! Так они говорят. Но что-то подсказывает мне, что они думают: «Да, неплохой выбор — для человека с подозрительными сексуальными наклонностями».

Глава 13

Едва я возвращаюсь домой, мама идет за мной в большую комнату и засыпает меня вопросами. Рассказываю ей в общих чертах, но она не удовлетворена. Она хочет знать все в деталях — гости, подарки, разговоры. Вспоминаю, что когда я приходила домой из школы, измученная учебой и личными неурядицами, она принималась расспрашивать меня об Итоне и его участии в конкурсе ораторов; о Дарси и ее выступлениях в составе группе поддержки; о том, что мы проходили на уроке английского... Если я отвечала не очень охотно, она заполняла паузы, рассказывая о том, что было у нее на работе (мама ортодонт); о том, какую грубость сказал сегодня ведущий в телевизионном шоу; о том, как в магазине она встретилась с моей бывшей учительницей из начальных классов... Мама обожает поболтать и ожидает того же от других, в первую очередь — от собственной дочери.

С Аннелизы она переключается — как вы думаете, на что? — на свадьбу.

— Так Дарси выбрала платье и фату? — Она выравнивает стопку журналов на кофейном столике и ожидает от меня исчерпывающего ответа.

— Да.

Придвигается ближе на диване.

— Фата длинная?

— До кончиков пальцев. Она радостно хлопает в ладоши.

— Да, на ней будет смотреться по- трясающе.

Моя мама и была, и остается большой поклонницей Дарси. И для нее не важно, что, если говорить о прошлом, в школе моя подруга никогда не уделяла особого внимания учебе и проявляла интерес исключительно к мальчикам. Мама просто-напросто обожала Дарси — возможно, потому, что та сообщала ей некоторые подробности нашей жизни, которые маме очень хотелось узнать. В общем- то равнодушная к родительским нежностям, с моей мамой Дарси могла болтать как с подругой. Ей ничего не стоило прийти ко мне после школы, улечься на кухонном диванчике и бесконечно трепаться, поглощая печенье, которое мама испекла специально для нее. Дарси рассказывала о мальчиках, которые ей нравились, об их плюсах и минусах. Могла выдать что-нибудь вроде «У него слишком тонкие губы — спорим, он плохо целуется». Мама приходила в восторг, требовала подробностей — и Дарси охотно их сообщала, так что я могла незамеченной удалиться в свою комнату и засесть за геометрию. Никто не обращал на меня внимания.

Помню случай в седьмом классе, когда я отказалась участвовать в ежегодном конкурсе талантов. Дарси неотступно упрашивала меня быть одной из ее подтанцовщиц в нелепом номере под названием «Горячая девчонка». Несмотря на природную скромность, Аннелиза согласилась быстро, но я не уступила, наплевав на то, что для участия в номере требовались трое, и на то, что, по ее словам, я загубила все шансы на победу. Дарси частенько втягивала меня во всякие авантюры, но только не на этот раз. Я посоветовала ей не тратить слов и сказала, что не собираюсь даже выходить на сцену. Когда наконец Дарси сдалась и позвала вместо меня Брит, мама прочла мне лекцию о том, что нужно активнее участвовать в развлекательных мероприятиях.

— Разве недостаточно, что я честно ей сказала? — спросила я.

— Мне просто хочется, чтобы ты развлекалась, дорогая, — ответила она.

Я оскорбленно заявила:

— Тебе просто хочется, чтобы я ей прислуживала!

Она сказала, что это глупо, но не убедила меня. И теперь я чувствую то же самое.

— Мама, я тебя ни в чем не обвиняю, но...

— Ой, только не начинай опять эти глупости. — Она встряхивает своими пепельными волосами, которые красит в один и тот же оттенок последние двадцать лет.

— Хорошо, — говорю я. — Но если честно, разговоры о свадьбе у меня уже вот здесь сидят, — провожу рукой выше головы.

— Совсем не похоже на подружку невесты. — Она поджимает губы.

Пожимаю плечами.

Мама смеется — моя добродушная родительница, которая отказывается воспринимать свою единственную дочь всерьез.

— Ну, мне следовало догадаться, что Дарси в качестве невесты будет сущим наказанием. Я уверена, она хочет, чтобы все было на высшем уровне...

— Да, ведь она этого заслуживает, — саркастически говорю я.

— Конечно, — отвечает мама. — И ты тоже заслуживаешь... твое время еще придет.

— Ага.

— Не потому ли тебе так неприятно? — спрашивает она точь-в-точь с видом человека, насмотревшегося телевизионных шоу, в которых речь идет о конфликте долга и чувств.

— Не потому, — говорю я.

— Тогда почему? Она никому покоя не дает, как заноза в одном месте? Да что это я — конечно, не дает. Это же Дарси! — Еще один добродушный смешок.

— Да-а...

— Что «да», милая? Что ты имеешь в виду?

— Да, она действительно как заноза в заднице, — отвечаю я, дотягиваясь до телевизионного пульта.

— И что она делает? — невозмутимо допрашивает мама.

— То, что и всегда, — говорю я. — Дарси есть Дарси. Этим все сказано.

Мама мягко смотрит на меня:

— Знаю, детка.

Тогда я проговариваюсь, что она недостойна Декстера, что он слишком для нее хорош. Мама смотрит на меня с подозрением. Вот черт. Может быть, она знает? Итон и Хиллари — это одно дело, а мама — совсем другое. В школе я всегда неохотно ей рассказывала, какие мальчики мне нравятся, так что об исповеди и речи быть не может. Не переживу, если разочарую ее. Мне тридцать лет, но я до сих пор пай-девочка. А мама, которая ищет ответы на все вопросы в вышитых крестиком нравоучительных изречениях, никогда не поймет, почему я нарушила законы дружбы.