– Ника...

Девушка вздрогнула и бросилась к его постели. Села на краешек, сжала его здоровую руку прохладными пальчиками.

– Андрюшка. Наконец-то.

Ника заплакала. Навзрыд, отчаянно, но Андрей слышал в этих слезах облегчение. Погладил ее по голове.

– Эй. Ну что ты? Живой я. Немного дырявый, но живой. Всего-то в плечо попали. Не смертельно.

Ника подняла к нему лицо залитое слезами:

– Не только в плечо, Андрюш. Пуля, которая убила Кор...Владимира прошла навылет и застряла у тебя под ребром в миллиметрах от сердца. Ты два месяца в себя не приходил. Несколько операций перенес. Никто не знал, выживешь ли ты. Просто ждали. Андрюша...господи...как же это все страшно. Я думала, что за это время сойду с ума.

Андрей прижал ее к себе, покачивая, словно убаюкивая.

– Его похоронили?
– тихо спросил раненный.

– Да.

Андрей закрыл глаза. Они молчали несколько минут, а потом он снова заговорил.

– Там, перед тем как он умер...он назвал меня сыном.

Вероника напряглась. Приподнялась, посмотрела на Андрея бледного как мел, тот по-прежнему лежал с закрытыми глазами

– Ты его сын, Андрей, - тихо ответила она.

– Бред...

– Нет, это правда. Те документы, которые я забрала с твоей квартиры. Там было написано. Корецкий все нашел. Собрал по крупицам.

Андрей тихо застонал и поморщился.

– Не отец он мне. Те документы сжечь можно. Нет у меня ни отца, ни матери.

Вероника приподнялась.

– Ты главное не волнуйся, хорошо? Тебе нельзя сейчас. Потом об этом поговорим.

Внезапно Андрей засмеялся, истерически, с надрывом.

– Это он приказал меня убрать, а потом прибежал спасать да? Можешь не отвечать, я и так знаю. Очень на него похоже. Только все равно не отец он мне и точка.

В этот момент зашла медсестра.

– Это что вы тут вытворяете? Вероника Алексеевна! Ну как же вам не стыдно. Почему меня не позвали?

Девушка в белом халатике грозно посмотрела на Нику, потом подошла к Андрею, потрогала его лоб.

– Андрей Сергеевич, вы как себя чувствуете?

Он усмехнулся.

– Живым. Болит все.

– Вы лежите, лежите. Вам вставать нельзя. Штопали вас часа четыре, а потом отхаживали пару месяцев. Вы никого не узнавали, все время находились в беспамятстве. Знамо дело осколки из вас выковыривали. Пуля, застряла в мягкой ткани вместе с кусочками костей. Может обезболивающего?

– Нет. Спасибо.

Медсестра головой покачала.

– Не храбритесь Асланов. Вам нужно обезболивающее, хотя бы пару дней попить.

– Тогда я не почувствую себя живым, а болит значит не сдох еще. Вот вас как зовут?

– Нина Петровна. Вы не храбритесь Асланов. Я вам сейчас анальгин принесу хотя бы и повязки сменю. Последнюю операцию всего-то три дня назад сделали.

– Ниночка Петровна мне бы вот это поснимать.

Он показал на провода капельниц.

– Рано еще. Это лекарства. Тоже мне. Только что в сознание пришел. Вы еще выписку попросите. Олег Иванович, врач, который вас оперировал, он вам строго настрого запретил шевелиться. И гостей поменьше принимать.

Андрей усмехнулся.

– Это не просто гость, Ниночка Петровна - это моя жена.

Сказал с нежностью, и медсестра улыбнулась, бросила взгляд на Нику.

– Хорошая у вас жена, Асланов. Все время около вас дежурила, ни на секунду не отходила. Вы ее не обижайте.

– Не обижу. Знаю что хорошая.

– А теперь мне нужно вами заняться. Ваша жена должна подождать за дверью.

Когда медсестра закончила накладывать повязки, и вышла из палаты, Андрей закрыл глаза и судорожно сжал руки в кулаки.

Перед глазами стояли мертвые глаза Коршуна. И постоянно одна и та же картина - вот он закрывает Асланова собой, оседает на снег и тихо шепчет: "сын".

– Вот черт, а...

Пробормотал Андрей и стиснул зубы. Он ожидал чего угодно только не этого. Только не того что будет сожалеть о Коршуне. Более того, что будет испытывать боль от того что Владимира больше нет в живых. Но больно было. И Андрей не понимал, почему. Точно, не после того как он узнал от Вероники о невероятной правде. Больно стало гораздо раньше. Когда понял, что Коршунов мертв.

В этот момент дверь тихонько отворилась, и он повернул голову. В тот же миг забыл обо всем, сердце зашлось в приступе дикого восторга. На пороге стояла Ника и держала за руки его дочерей. В одинаковых платьицах, нарядных колготках с забавными бантиками на головках они походили на открытку, на безоблачное небо, на пеструю радугу. Девочки смотрели на забинтованного Асланова, и он уже точно знал кто из них Аня, а кто Катя.

– Ну, идите. Поздоровайтесь, - Вероника подтолкнула их в сторону Андрея.