Впрочем, из исторической жизни народа не исчезают бесследно те явления духовной жизни, которые однажды оказали воздействие на свою эпоху, господствовали над убеждениями, как живой показатель образа мыслей и чувств людей, вызывали или оказывали свое влияние на людские поступки. Когда-нибудь и где-нибудь, быть может, в другой, новой форме, но так или иначе они должны возродиться. Это и случилось, например, с «Обществом для развития немецкого языка». Мы застаем его к концу XVII в. в Лейпциге и Кенигсберге; но есть оно и в Галле, Иене, Геттингене, Гамбурге и Бремене. Основанное лейпцигскими студентами (1697), оно напоминает по своему уставу и задачам, по некоторым формам и названиям старые общества. Да и само это новое общество открыто заявляет желание быть их преемником, и члены его называют себя «поэтами».

Их пример вызывает возникновение таких же обществ и в других местах. Предметом своих стремлений они ставили занятие немецкой литературой и языком, но в то же время и «добродетель и дружбу». Их президент, называвшийся «Старшим», был наделен титулом «Достопочтенного». Однако историческое воздействие старых братств не ограничивается этим. Подобно тому, как Королевское общество в Лондоне (с 1662) образовалось из Academia Londonensis,так и в возникновении Берлинского общества наук старые коллегии, несомненно, сыграли известную роль. Его первые члены — Лейбниц, Яблонский, Крозигк, Гофман, Штурм, Вюльфер, Дона и другие — все это были или участники свободных обществ, или же люди, соприкасавшиеся с умственным брожением, возбужденным Коменским и поддержанным академиями.

Старое, хорошо знакомое деление членов по степеням здесь встречается в новых формах: в виде деления их на действительных членов и членов — корреспондентов, постоянных и временных членов. В этих современных учреждениях возродился и тот гуманный принцип старых «социэтетов», по которому ни национальность, ни сословие, ни вероисповедание не составляют препятствия к принятию в число членов.

Не исчезла также и идея Коменского о том, чтобы во главе нового типа свободных академий поставить авторитет товаршцей — англичан. В начале XVIII в. Англия отважилась предпринять такую реформу, тогда стало ясно, что должны обозначать пророческие слова Хартлиба.

Развитие наук и сохранеие языка — дело новых академий. Был проложен путь к разрешению той задачи, которая носилась перед старыми обществами: к достижению гуманных и нравственных целей, прекращению религиозных и социальных раздоров, воспитанию человечества в духе Царствия Божия, которого так страстно ждет церковь.

Еще в 1647 г. великий курфюрст утвердил и в возвышенных, высокопарных выражениях обнародовал грандиозный — хотя, правда, и неосуществимый, — план, сочиненный мечтателем — шведом Бенедиктом Скиттом: «План Бранденбургского Универсального Университета для народов, наук и искусств». «Он должен был явиться свободным царством умов, приютом для всех преследуемых ученых Европы, убежищем для всех гонимых исповеданий, сосредоточием чистых и прикладных наук — союзом умов и дворцом благороднейшей владычицы мира — мудрости! Он будет наслаждаться вечным миром, ибо договорами будет защищена его неприкосновенность, и музы не будут в нем умолкать даже и среди лязга оружия. В нем будут изучаться все свободные искусства без всяких ограничений; у него будет свое самоуправление, подчиненное только одному курфюрсту; он будет обладать всеми научными пособиями. То, о чем мечтали некогда ученики Платона, то, что носилось пред умственным взором поэтов Ренессанса, — город Платона (Platonopolis)будет воздвигнут в Бранденбурге, как создание евангелического протестантства»… «Что-нибудь да значит для истории Прусского государства и науки, если монарх, подобный великому курфюрсту, провозглашал такие принципы. Обещая науке полную свободу, безусловную защиту и все нужные средства, он выразил свою непоколебимую веру в спасительную силу истины».

1901 г.

Подобно тому как в эпоху Возрождения сильное литературное движение наводнило все культурные страны Европы гуманитарными идеями, которые должны были возродить человечество, так спустя два столетия возникла новая мировая литература, развивавшаяся почти одновременно и в Англии, и во Франции и коснувшаяся своими отраженными лучами также и Германии. И на этот раз снова свободный дух исследования и пытливый ум вступили в борьбу с господствующим мировоззрением и системой воспитания, с традиционными представлениями, догматами и правилами нравственности. Непоколебимо уверенное в истинности и глубине своих выводов и теорий, новое, молодое поколение, подобно ревностным прогрессистам и необузданным новаторам наших дней, стремилось на место застарелых заблуждений и злоупотреблений, как в церкви, так и в государстве, нарушавших неотъемлемые права человека, создать новое мировоззрение, основанное на философии, справедливости и гуманности, — мировоззрение, таившее в себе зачатки революционных переворотов.

После продолжительной и тяжелой религиознополитической борьбы английский народ создал наконец правовое государство, гармонический порядок которого держался равновесием общественных сил. Все благородные умы чувствовали душевное утомление от недавних ужасных междоусобиц; наступило время, когда в обществе, как и у каждого отдельного человека, должны были сложиться новые верования и новый, более гармоничный строй жизни — жизни, о которой одним поколением раньше грезил среди треволнений своей бурной жизни мечтательно — набожный Херберт фон Шербург (ум. 1642).

Учение Ньютона (1643–1729) о притяжении тел создало идею мира как вечной, неизменной закономерности, которая сама на себе зиждется. Это представление об устройстве вселенной было перенесено на природу человеческого духа, якобы вполне самостоятельно существующего, свободного от всех случайных влияний.

В своем важнейшем сочинении «Опыты о человеческом разуме» Локк (1632–1704) доказывает, что источником всего человеческого знания является способность нашего ума познавать свою собственную деятельность; но вместе с тем всякое познание основывается на опыте и индукции; познание же сверхчувственного есть результат деятельности нашего духа; ошибки и ложные толкования часто приходят лишь вследствие знания языка и значения отдельных слов.