С криками «Ура! Да здравствует Советская власть!», стреляя в воздух, слащевцы атаковали свою станицу.

Политработники слышали ночью стрельбу, но когда она прекратилась, решили, что мятежники отбиты. В 8 утра Котов и Бакулин вышли на улицу и увидели вооруженных казаков. Казаки поглядывали на них подозрительно, но один из местных сказал: «Это ничего, это больные комиссары, они не убегли».

Политработники вернулись на квартиру. Вскоре пришли два казака с одной винтовкой — караулить. Так прошел день. Вечером пришли со схода казаки и сказали, что решено послать делегацию в Кумылженскую, куда бежали все учреждения, и что с делегацией поедет один «комиссар». Ночью делегация (Левит, казак Родион Попов с хутора Панкратова и учитель Яков Кардаилов) приехала в Кумылженскую и пришла к слащевскому комиссару.

Переговоры закончились быстро. Слащевские и кумылженские коммунисты требовали сдать оружие и выдать зачинщиков, иначе, мол, сметут Слащевскую с лица земли огнем гаубичной батареи. Попов и Кардаилов просили, чтобы их «не заставляли жить коммуной». Им ответили, что никто их и не заставляет, и отпустили в станицу.

Утром 4(17) марта мятежники Еланской станицы и четырех восставших хуторов по требованию местного схода ушли из Слащевской. Левит и другие политработники выехали в Усть-Медведицкую. Доклад Левита заканчивался словами: «Психология восставших казаков была такова: Советская власть идеально хороша, дело портят коммунисты, причем коммунистами считаются и продовольственные агенты, реквизирующие скотину, и комиссары обысков и арестов. О коммуне понятия не имеют».

Военные действия на «Слащевском фронте» пока что развивались ни шатко ни валко. 5 (18) марта казаки хутора Панкратова получили из Краснополова от командира повстанческого полка приказ выслать разъезд на Слащевскую. Приказ обсуждали на хуторском сборе, ехать никто не хотел. Наконец, двое, Брыкин и Топольсков (тот самый «слащевский партиец», проникший на Войсковой круг), запрягли в сани одну лошадь и поехали «в разъезд». В 13 верстах от Слащевской они встретили своих «коллег» — разъезд красных казаков Слащевской станицы, 20 всадников. Удирать было бесполезно, «отбрехаться», что едут в Слащевскую по своим делам, не удалось. Незадачливых «повстанцев» отправили под конвоем к станичному комиссару. Тот пригрозил: «На вас уже давно пуля готова» — и выслал в Михайловку, где трибунал влепил «страдальцам за народ» принудительные работы до конца войны и препроводил в Москву в 7-й рабочий батальон.

Между разрозненными в тот период повстанцами и такими же красными отрядами пролегла на какое-то время своего рода полоса нейтральных казачьих поселений.

Такая же ситуация сложилась на противоположном участке фронта, на западном направлении. Как только здесь появились первые карательные отряды, а хутор Мешков 3(16) марта подвергся бомбардировке с воздуха, хутора Мешков, Калмыков и Назаров послали к красным в хутор Верхняков делегацию. Из хутора Сетракова красные получили резолюцию общего собрания, в которой жители хутора просили казачий отряд уйти, а советского коменданта вернуться. Командующий советским отрядом Антонович доносил: «В районе Журавка и Верхняков не было сделано ни одного выстрела по колонне наших войск». [261] Повстанческие разъезды, отступая, кричали, что восстали не против Советов, а против коммунистов и расстрелов. [262]

Первый серьезный бой произошел на восточном участке повстанческого фронта. 13 марта командующий Южным фронтом приказал: «Командарму 9 немедленно свернуть на походе 5-й Заамурский полк с конной батареей, кавдивизион Камышинской дивизии, направленные ранее в 13-ю армию, и направить в район станиц Краснокутской, Еланской, Вёшенской для полного подавления восстания в последней станице и предотвращения какой-либо возможности попыток в первых двух, а равно и Чернышевской…» Предписывалось отбирать оружие, «брать заложников преимущественно старших возрастов и всех лиц, могущих стать организаторами восстания, а всех замеченных на месте в антисоветском направлении и решительно всех, у кого будет обнаружено оружие, расстреливать на месте». [263] 5-й Заамурский полк высадился на станции Себряково, Камышинский дивизион — в Морозовской.

1 (14) марта 5-й Заамурский полк получил приказ выступить в Усть-Медведицкую, оттуда выслать по полэскадрона на Чернышевскую, Краснокутскую, Усть-Хоперскую и Еланскую и два разъезда на связь с Камышинским дивизионом и направить последний на Вёшенскую. [264]

Прибыв в Усть-Медведицкую, 5-й Заамурский полк получил новое задание: «17.3.19. Михайловка. Следователь Борисов донес, что наш отряд в 130 человек окружен в х. Крутовском. Примите самые энергичные меры к освобождению окруженных и уничтожению восставших. Химические снаряды вам высланы. Княгницкий, Барышников». [265]

5(18) марта Заамурский полк выступил на Крутовской. Советский отряд к тому времени пробился и ушел через хутор Затонский на Усть-Хоперскую. Перед командиром заамурцев оставалась задача «уничтожения восставших».

Разъезды заамурцев своевременно донесли, что хутор Крутовской занят казаками. Эскадрон с пулеметом был послан обойти мятежников и прижать их к Дону. Основные силы пошли в лоб на хутор. Казаки, не дожидаясь, когда их обойдут, начали отход в направлении Еланской, «после чего полк перешел в атаку и разбил противника, где было много порублено бандитов, и часть забрали в плен». [266]

Преследуя бегущих казаков, красноармейцы подошли к хутору Зимовнову, откуда заметили на противоположной стороне Дона в хуторе Еланском до двух конных сотен противника. Заамурская батарея открыла по хутору беглый огонь, и повстанческая конница умчалась на станицу Еланскую.

Как видим, повстанцы без сопротивления оставили территорию Усть-Медведицкого округа. Но дальше начинались земли Еланской станицы, и казаки правобережных хуторов, лежавших на пути Заамурского полка, стали обороняться. Однако это были разрозненные хуторские отряды. От хутора Тюковного (по донесению командира Заамурского полка в Тюковном красные убили 70 повстанцев) до хутора Плешакова они отходили, отстреливаясь, под давлением одной авангардной сотни (2-й) Заамурского полка.