В ночь с 27 на 28 апреля (10–11 мая) казаки атаковали Боковскую и произвели налет на хутор Горбатов, но тоже неудачно. Наградные документы на Саратовский кавалерийский полк (полк был награжден почетным Красным Знаменем) гласят: «В мае месяце 1919 года на повстанческом Вёшенском фронте полк занимал хут. Горбатов. В ночь с 23 на 24 (дата дана ошибочно, с неверной поправкой. — А. В.)противник силою до 1500 сабель окружил его и, прорвавшись в хутор, разъединил полк на две части. Несмотря на это, красноармейцы быстро оправились, и завязался горячий бой. Отрезанные 1-й и 4-й эскадроны, врезавшись в гущу противника, пробились и соединились с остальной частью полка. Затем, отойдя за хутор, полк бросился в контратаку и выбил из него противника с большими для него потерями». [318]

Повстанцы действительно оставили на поле боя 26 убитых казаков и командира 3-й сотни 2-го Вёшенского полка Баранова, 137 раненых были увезены в станицу Вёшенскую.

Но все это были уже частные столкновения. Главным итогом боев 18–29 апреля (1–12 мая) 1919 года был срыв очередного наступления экспедиционных войск на повстанцев.

30 апреля (13 мая) П. Н. Кудинов отдал приказ № 12 по повстанческим войскам:

В ходе боев большие потери понесли части экспедиционной дивизии 9-й армии. Почти вдвое сократился состав 5-го кав-дивизиона и батальона лыжников (на 15 мая 1919 года — 486 штыков).

Наступавшая экспедиционная дивизия 8-й армии пострадала еще больше. В двух батальонах Кронштадтского полка, приданных 3-й бригаде, от 1325 штыков осталось 500, из них «половина ненадежных». Калачовский полк бригады характеризовался как «неустойчивый», а Воронежский конный — как «небоеспособный». 104-й стрелковый полк вообще разбежался.

В целом потери экспедиционных войск 8-й армии с 1 по 15 мая н.с. были следующие:

Кронштадтский полк потерял еще и 8 пулеметов.

Обманувшийся в своих предположениях политком Прибоченко тревожно доносил: «…Настроение красноармейцев таково, что готовы истребить даже мирных казаков, ибо считают их поголовно контрреволюционерами». Впрочем, Прибоченко было теперь не до переговоров. Реввоенсовет армии занялся инцидентом в штабе Боковской группы. На запрос Ходоровского о причинах и сути конфликта командир Мухоперец 8 мая ответил, что трений с комиссаром не было и нет, «были недоразумения насчет братания», во время которых штаб «стал в оппозицию». Относительно переговоров Мухоперец упрямо повторил, что «с бандитами можно говорить только пулеметами», а затем пространно изложил суть инцидента с «гражданкой Боркуновой». «Братание» — это уже было серьезно. И хотя испуганный Прибоченко оправдывался («Доношу, что никакого братания не было. При первом известии о стремлении мятежников завязать переговоры с красноармейцами мною отдан приказ № 125 политкомам всех частей не допускать таковых и самим не переговариваться с мятежниками под страхом расстрелов»), 13 мая РВС предложил политотделу армии найти замену политкому Боковской группы. 20 мая на место отозванного в распоряжение политотдела Прибоченко был назначен комиссар по мобилизации Чернышевской волости Язгур.

Срыв мирных переговоров нанес ощутимый удар по позициям «умеренного течения» среди повстанцев. Резко возросло число сторонников прорыва на соединение с белым фронтом.

В своих мемуарах сразу же за описанием всех этих боев и рейдов Кудинов заявил: «…B критический момент армия восставших могла бы прорвать фронт красных там, где бы она захотела, и с успехом отыскала новое поле для нового боевого счастья. Но не об армии болела казачья душа, а о тех несчастных детях…» и т. д. Короче, «…я решил драться до последней возможности, а подготовленный план прорыва иметь в запасе».

В разгар боев установилась связь между повстанцами и Донской армией — и начинается новый этап борьбы.

Все время восстания в Верхне-Донском округе отошедшие за Донец и Сал силы Донской армии продолжали вести бои.

После начала ледохода на Донце активные действия велись красными против 1-й Донской армии на реках Сал и Маныч и против 3-й Донской армии в Донецком бассейне.