— А я думаю, выберут, — улыбнулся Дальгов.

— Ты что, им прикажешь?

— Ну, если приказать, то уж, наверно, не выберут. Партийную работу не ведут по приказу. А ты лучше попробуй сам разобраться, в чём Михаэлис прав, а в чём нет. Скажем прямо, если он прав и ты с ним согласишься, то это твоему авторитету не повредит. Наоборот, каждый увидит, что Крокман не боится признавать свои ошибки и готов их исправить.

— А если меня не выберут?

— Значит, дело не в критике, а в твоей работе.

— Ты думаешь? — неуверенно произнёс Крокман, которого несколько успокоили слова Дальгова. — Хорошо, я пойду, пожалуй. Завтра расскажу тебе, чем кончились перевыборы.

Он пожал Максу руку и вышел.

Дальгов некоторое время сидел в задумчивости, потом решительно взялся за карандаш и вернулся к своему докладу.

— Критика и самокритика, — писал он, — их развитие и понимание являются необходимым условием строительства партии, идущей в авангарде рабочего класса. Без критики и самокритики такая партия существовать и развиваться не может…

А на следующий день Артур Крокман явился к Дальгову ещё более встревоженным.

«Неужели его не выбрали?» — подумал Макс.

Однако дело оказалось гораздо сложнее.

— У меня вчера был трудный день, — начал Артур. — Пожалуй, самый неприятный день в моей жизни.

— Что, не собрал голосов? — поинтересовался Дальгов.

— Да нет, хоть и ещё поругали, но выбрали единогласно. Тут ты оказался совершенно прав. Только дело вовсе не в этом. Ты понимаешь, после того как меня опять сильно пробрали, уже в перерыве подходит ко мне один из наших мастеров, есть у нас такой Адам Брилле, — он недавно вступил в партию, — и передаёт, что со мной хочет поговорить один человек. Я вышел, и как ты думаешь, кого я увидел? Представь себе, Кребса! Да, того самого, нашего старого социал-демократа Кребса. Ты даже вообразить себе не можешь, с чем он ко мне пришёл.

— Отчего же, приблизительно могу вообразить, — заметил Дальгов.

— Не думаю. Видишь ли, я никогда его высоко не ставил. Но он оказался откровенным негодяем. Он сказал, что если меня уж начали критиковать, то, наверно, скоро посадят в тюрьму, и предложил мне с его помощью переехать в Берлин, в американский сектор. Понимаешь, какой подлец! От меня он хотел немногого. Я должен написать письмо в газету, в американскую, конечно, о том, что у нас в СЕПГ бывших социал-демократов преследуют, не дают им ходу и относятся к ним недоверчиво. И заодно заявить о выходе из партии. Только и всего!

Крокман был так возмущён предложением своего бывшего партийного руководителя, что не мог усидеть на месте. Он бегал по комнате и всё искал пепельницу.

— Да, как говорят русские, хорош гусь! — проговорил Дальгов. — Вот что, Крокман, ты поменьше возмущайся, и лучше, чтоб о вашем разговоре пока никто не знал. Судя по всему, за этим Кребсом немало тёмных делишек. И хорошо, что ты сразу пришёл ко мне. Пусть тебя ничто не тревожит, я сам во всём разберусь. И ещё прими мои поздравления: я очень рад, что тебя снова выбрали. Видишь, что значит товарищеская критика!

— Да, погорячился я вчера, — сказал, прощаясь, Крокман.

Дальгов решил зайти к Соколову, посоветоваться относительно Кребса. В комендатуре ему сказали, что капитана Соколова нет, но что зато есть майор Соколов. Да, ему только вчера присвоили новое звание.

Дальгов зашёл к Соколову, поздравил его и стал рассказывать о вчерашнем собрании партийной организации завода «Мерседес». Когда он дошёл до разговора Крокмана с Кребсом, Соколов молча достал из стола какую-то папку, раскрыл её и показал Максу последнюю страницу. Тут были перечислены некоторые тайные проделки Кребса, рядом с которыми его предложение Крокману выглядело невинной затеей.

Недалеко от Дорнау, в живописной тихой долине расположен небольшой, но довольно известный в Германии курорт Бад-Раабе. На склонах высоких гор, покрытых густыми сосновыми лесами, прилепились дома и виллы с экзотическими названиями и среди них несколько больших санаториев. В центре городка находится огромный парк, где в стеклянных павильонах бьют из-под земли целебные источники. Летом в Бад-Раабе обычно съезжалось много больных, и маленький городок сразу становился оживлённым.

С тех пор как большие санатории стали достоянием народа, облик курорта резко изменился. Теперь у источников можно было встретить и рабочих, и шахтёров, и заводских служащих, посланных сюда на лечение своей профсоюзной организацией.

Вот сюда-то и пришлось выехать на несколько дней майору Соколову, чтобы, по приказу полковника, проверить состояние курорта. Остановился он в санатории советской военной администрации, где его гостеприимно встретил главный врач, майор медицинской службы Чередниченко. В тот же день они вместе пошли осматривать городок. Чередниченко рассказывал немало интересного о своей работе в Бад-Раабе.