Здесь, далеко в Ничейных Холмах, сверхштормы были невероятно сильны, и растения научились выживать. Научились делать то, что должен уметь каждый, — выживать. Держаться, несмотря на шторм.

На Каладина повеяло запахом еще одного немытого потного тела, зашаркали ноги. Он с опаской оглянулся, ожидая увидеть того же самого раба.

Но нет, это был другой человек. С длинной черной бородой, спутанной, грязной, полной крошек. Каладин держал бороду короткой, разрешая наемникам Твилаква время от времени подстригать ее. Как и Каладин, раб был одет в изодранный коричневый мешок и имел — конечно! — темные глаза, возможно темно-зеленые, трудно сказать. При этом свете они казались коричневыми или черными.

Новоприбывший сжался под взглядом Каладина. На одной из рук у него была сыпь, в виде пятака обесцвеченной кожи. Вероятно, он подошел потому, что видел, как Каладин говорил с первым. Каладин внушал рабам страх с первого же дня, но их тянуло к нему.

Каладин вздохнул и отвернулся. Раб неуверенно сел рядом.

— Ничего, если я спрошу, как ты стал рабом, друг? Не могу не поинтересоваться. Мы все хотим знать.

Черноволосый, судя по выговору, был алети, как и Каладин. Как и большинство рабов. Каладин не ответил.

— Вот я, например, похитил стадо чулл, — сказал человек хриплым голосом, как будто листы бумаги потерлись друг о друга. — Если бы я украл одну чуллу, меня бы просто побили. Но все стадо… Семнадцать голов. — Он хихикнул, восхищаясь собственной наглостью.

В дальнем конце фургона опять кто-то закашлялся.

Плачевная доля рабов. Слабые, больные, голодные. Некоторые бежали по несколько раз — хотя шашбыл только у Каладина. И, по большей части, здесь находились самые дешевые из дешевых, приобретенные с большой скидкой. Скорее всего, их перепродадут куда-нибудь подальше, где не хватает рабочей силы. На окраинах Ничейных Холмов разбросано множество независимых маленьких городов, где никто и не слышал о законах Ворин по отношению к рабам.

Дорога считалась крайне опасной. Никто не владел этими землями, и, пересекая их так далеко от традиционных караванных путей, Твилакв рисковал наткнуться на банду безработных головорезов, людей без чести и совести, вполне способных убить рабовладельца и его рабов ради нескольких чулл и фургонов.

Людей без чести. А бывают ли люди, у которых она есть?

Нет, подумал Каладин. Честь умерла восемь месяцев назад.

— Ну? — спросил раб со спутанной бородой. — Почему тебя сделали рабом?

Каладин опять вцепился в решетку. Он не ответил на вопрос, но заговорил:

— Кто повинен в том, что тебя схватили?

— Женщина, конечно. Я должен был предвидеть, что она меня продаст, — сказал длиннобородый.

— Лучше бы ты не крал чулл. Они слишком медленные. Лошади намного быстрее.

Человек громко рассмеялся.

— Лошади? Ты считаешь меня сумасшедшим, да? Если бы я украл лошадей, меня бы повесили. За чулл я заработал только отметину на лбу.

Каладин искоса взглянул на него. Судя по лбу, его собеседник пребывал в неволе дольше, чем Каладин. Кожа вокруг шрама выцвела и побелела.

Что за глифпара?

— Сас морон, — сказал Каладин. Название области сверхлорда, где человека заклеймили.

Раб, не веря своим ушам, посмотрел на него.

— Эй! Ты знаешь глифы? — Некоторые из рабов поблизости зашевелились, тоже потрясенные. — Друг, твоя история, наверно, еще более странная, чем я думал.

Каладин перевел взгляд на травы, колыхавшиеся под слабым ветром. Там, где ветер дул посильнее, самые чувствительные из травинок скрылись в свои убежища, образуя проплешины, как на шкуре больной лошади. Спрен ветра не улетал, по-прежнему кружился над зеленым морем травы. Как долго он следует за ним? По меньшей мере пару месяцев. Невероятно странно. Быть может, это не один и тот же. Различить их невозможно.

— Ну? — попытался подтолкнуть его раб. — Почему ты здесь?

— Очень много причин, — сказал Каладин. — Неудачи. Преступления. Предательство. Вероятно, те же самые, как и у всех нас.

Несколько человек вокруг него согласно заворчали; у одного из них ворчание перешло в частый кашель.

Постоянный кашель, подумала какая-то часть сознания Каладина, сопровождаемый горячечным ночным бредом и мокротой. Звучит как скрежет.

— Тогда, — сказал разговорчивый человек, — я задам другой вопрос. Будь конкретнее, говорила мне матушка. Говори, что имеешь в виду, и спрашивай, что хочешь узнать. За что ты получил первую отметину на лоб?