— Я знаю только Дрю Бэрримор. Мои родственники никогда не играли на сцене.

Другой реакции Курт и не ожидал. Да, собственно, черт с ней, с четой Блайтов, — просто сама обстановка на факультете — излишне академическая и патриархальная — его поначалу изрядно угнетала. Новые коллеги держались чересчур чинно, не спешили признать вновь прибывшего своим, а здешние бесцветные и потертые дамы выглядели сверх всякой меры невыразительно — за исключением огненноволосой Дорис, но к ней не стоило приближаться и на пушечный выстрел.

Весь первый год Курт откровенно мучился: ему было тоскливо и одиноко. Исключительно от уныния он свел близкое знакомство с молодой парикмахершей — его подкупила ее литая спортивная фигура (как выяснилось, она в свое время занималась бегом с барьерами), но растянуть эту связь надолго не смог. Не склонная к умным беседам барышня признавала только одну тему для разговоров: она постоянно жаловалась на своего вечно отсутствующего и мало зарабатывающего мужа (Курт так и не уловил, кем он работает), тяготела к быстрому и неприхотливому сексу, да еще курила дешевенькие сигареты. В итоге Курт предпочел ретироваться и вновь передоверить парикмахершу заботам законного супруга.

К счастью, окончательно разочароваться в Эшфорде Курт не успел: к весне все начало становиться на свои места. Благодаря легкому характеру, отсутствию излишней амбициозности, а также принципиальному нежеланию встревать в профессиональные дрязги, Курт потихоньку стал завоевывать симпатии коллег. А в начале второго учебного года его уже считали своим в доску, да и он, понемногу освоившись, уже обдумывал более качественные варианты досуга — как выяснилось, далеко не все представительницы преподавательского состава перешагнули сорокапятилетний рубеж. Конечно, красавиц со страниц глянцевых журналов здесь искать не стоило, но к иным, присмотревшись, можно было привыкнуть, а затем они и вовсе начинали казаться вполне привлекательными.

Чудесным сентябрьским утром Курт, столкнувшись на лестнице с Дорис, принялся весело болтать с ней о всяких пустяках — к этому моменту он уже разобрался, что на деле она отнюдь не легковесная глупышка (которую не без успеха изображает), а расчетливая умница и к тому же неплохой специалист. Вдруг всегда свежее личико Дорис позеленело, она судорожно ухватилась за перила и стала оседать на ступеньки. Не на шутку перепугавшись, Курт подхватил обмякшую Дорис, не дав ей упасть, кое-как дотащил до пустующей лаборатории, усадил прямо на пол, после недолгого колебания расстегнул на ней бюстгальтер и сунул под нос бутылочку с раствором аммиака, извлеченную из ближайшего стеклянного шкафа. Только после всех этих манипуляций он набрал номер Алана. Тот примчался через минуту, приземлился рядом с уже немного порозовевшей женой и исступленным шепотом начал уговаривать ее отправиться домой. Дорис так же чуть слышно, но не менее эмоционально возражала, уверяя, что она вполне пришла в себя и дома ей делать нечего.

Курт счел некорректным слушать их препирательства и вышел в коридор. Вообще, со временем он проникся симпатией к этой парочке, хотя их невозможно было воспринимать без толики иронии. Каждый из супругов по отдельности являлся толковым, здравомыслящим собеседником (к научным изысканиям Алана Курт испытывал искреннее уважение, граничащее с пиететом), но вместе они порой вели себя словно малые дети. Они неистово ссорились, по нескольку дней не разговаривали, ходили злые, надутые и нарочито садились в кафе за разные столики, потом внезапно мирились — о подробностях процесса примирения оставалось только догадываться. Курт даже завидовал непосредственности и бурности их отношений.

Вскоре Дорис, уже твердо держась на ногах, вышла из лаборатории, нежно поблагодарила Курта, подержав его пальцы в своих теплых ладонях, и отправилась восвояси. Вслед за ней появился Алан. Взглянув на его угрюмую физиономию, Курт не в первый раз задался вопросом (сейчас несвоевременным): может ли хоть что-то рассмешить этого человека так, чтобы он захохотал во все горло? Алан подошел поближе:

— Спасибо, я вам очень благодарен.

— Ну что вы. Плохо, что это произошло именно на лестнице. Я ведь очутился рядом совершенно случайно.

— Да, черт… Лестница — опасное место…

Интересно, подумал Курт, что сказал бы вечно терзаемый ревностью шеф, узнай он о расстегнутом лифчике? Алан немного помялся:

— Понимаете, она ждет ребенка. Иногда ей бывает нехорошо. Особенно по утрам.

— А-а… Честно говоря, я так и понял. Вполне естественная причина для обморока.

Разговор протекал несколько вымученно. Но, похоже, Алан считал необходимым объяснить причину недомогания жены, коль скоро Курт стал свидетелем этого недомогания. Оба выдержали еще одну томительную паузу. Продолжение беседы оказалось неожиданным.

— А у вас, Курт, есть дети?

Мысль о детях Курта не просто пугала, а приводила в состояние животного ужаса. Именно по этой причине он пять лет назад расстался с женой, у которой были слишком сильны инстинкты наседки. Их понятия о нормальной семейной жизни не совпадали. Но излагать свои соображения на сей счет будущему счастливому отцу, не стоило.

— Пока нет.

— Да… Очень страшно, знаете ли. Не приведи бог, если что-то случится… Мне сорок шесть лет, и для меня это первый ребенок. Не в том смысле, что я собираюсь и дальше плодиться и размножаться, а в том, что никогда раньше…