— Я опять плохо себя веду. Моя старшая сестра не одобрила бы мое поведение. Она такая правильная! Но мне очень хочется на каток.

— Пусть тебя утешает то, что мы оба повели себя из рук вон плохо. Однако ты права: в такую погоду глупо сидеть в опостылевшей аудитории. Я прозрел. И мне тоже почему-то вдруг захотелось послушать скрежет коньков. Сейчас свернем вон на ту боковую аллею и через пять минут будем на месте.

В эти дневные часы народу на катке было мало, и особого веселья здесь не наблюдалось. Приостановившись на небольшом пригорке, откуда начинался довольно крутой спуск к замерзшему пруду, Лора помедлила, а потом потянула Курта за рукав.

— Я не хочу смотреть с этой снежной галерки. Мы с тобой словно бандиты из вестерна: следим с горной кручи за лагерем мирных переселенцев. Давай спустимся.

— Давай. Обойдем каток кругом, и спокойно спустимся: с другой стороны есть ступеньки.

— Вот еще — тащиться в такую даль. Сползем здесь.

Курт не успел ничего ни возразить, ни сообразить: дальше все произошло очень быстро. Лора, не выпуская его рукав, довольно ловко засеменила вниз, Курт поневоле устремился за ней, через долю секунды потерял равновесие, а еще через несколько секунд, за которые его щеки и глаза приняли на себя автоматную очередь колких снежных брызг, не позволявших толком вдохнуть воздух, он стремительно подкатился не в самой удобной позе к припорошенной кромке катка. Чертыхаясь и стараясь не смотреть, в сторону катающихся, Курт принялся обтирать лицо, одновременно опасливо пытаясь подняться: поскользнуться на зеркале пруда и рухнуть вновь не входило в его планы. Подошедшая Лора, протянула ему руку. Она-то удержалась на ногах и теперь улыбалась — весело, но вовсе не ехидно.

— Вот видишь, как проворно мы добрались. Раз, два — и на месте. А ты еще хотел искать какие-то ступеньки… Не ушибся? Кости целы?

— Вроде бы целы. Снежок мягкий. Только появилось довольно странное чувство, что голова по дороге оторвалась, а потом опять приросла.

Лора впервые с момента их знакомства засмеялась, подняла папку со статьей, вылетевшую при скоростном спуске у Курта из кармана, и принялась ею сбивать снег с его пальто.

— Повернись, я отряхну тебя сзади. Надо же, как быстро исполнилось твое желание поваляться в снегу. Вероятно, в преддверии Рождества небесные ангелы незримо разгуливают вокруг нас и торопятся исполнить все наши просьбы.

— Я не просил сбрасывать меня с горы. А если бы еще подо мною провалился лед…

— …Получилась бы зимняя версия «Пятницы, 13-го».

Оба расхохотались. Курт чувствовал себя легко и уверенно; в нем все более крепло ощущение, что он знает эту девушку лет сто.

— Как бы то ни было, мы оказались именно там, где ты хотела. Наслаждайся скрежетом коньков.

— Да его и не слышно. Я думала, здесь яблоку будет негде упасть, а любоваться десятком недоумков, пытающихся играть в хоккей… Я передумала. Пойдем отсюда.

Курт поднял брови. Или она, воспользовавшись короткой передышкой в своем угнетенном положении, пытается самоутвердиться на нем, случайном знакомом, или, опьянившись чарами чудесной погоды, тешит себя игрой в заправскую привередницу, для чего, кстати, и затеяла краткосрочный флирт, который забудется назавтра.

— Что ж, Лора, поскольку твое следующее желание может снова оказаться опасным для моей жизни, я сыграю на опережение. С той стороны катка, куда ты так упорно не хочешь попасть, есть дивное кафе. Не знаю, как ты, а я замерз и, честно сказать, после экстремального полета по сугробам хочу посидеть на чем-то мягком. Могу я пригласить тебя на чашку горячего сладкого кофе со сливками? Посидим, поболтаем — на холоде особо не поговоришь, зубы сводит.

— Горячий и сладкий, — это здорово. А у них есть бисквиты с фруктовым желе?

— Наверняка. Только очень тебя прошу: давай хоть поднимемся по лестнице. У меня нет желания карабкаться на этот Эверест, с которого я только что свалился. Пошли в обход.

Кивнув, Лора охотно вложила свою ладонь в его, и тронулась вперед. По дороге она то и дело норовила, с силой оттолкнувшись, прокатиться по льду, — Курт так не рисковал. Он поймал себя на довольно странном умозаключении: легкость общения с этой девушкой построена на чем-то неуловимом, но явно не на словах — ведь за полчаса их удивительной прогулки они не обменялись и двумя десятками фраз. Тем не менее, он чувствовал себя вполне непринужденно, идя рядом, крепко держа ее за руку и подстраховывая во время каждой ее поездки по скользкой глади пруда.

Впрочем, в кафе на обоих снизошла словоохотливость. Они самозабвенно грели замерзшие руки о толстостенные кружки и, перебивая друг друга, говорили о себе. Лора рассказала о своей учебе в нескольких университетах — она успела поучиться даже в Европе — и о нынешней жизни в Бентли вместе с незамужней старшей сестрой: милой, но несколько занудной, учительницей музыки. Родители в ее рассказах не упоминались, а Курт не осмелился спросить, что с ними случилось. Он в свою очередь поведал о переезде в Эшфорд (по его словам, приглашение поработать здесь приравнивалось к выигрышу в лотерею), о фантастической миссис Кидд, цитировать которую можно бесконечно, о приятельстве с четой Блайтов, о прорыве в карьере. Лора согласилась: далеко не в каждом университете стоит задерживаться надолго, и вскользь заметила, что она, вероятно, повидала их куда больше. Курт без возражений признал авторитет Лоры в данном вопросе, протянул руку через стол и прикоснулся к ее пальцам, все еще удерживающим на весу опустевшую кружку.

— Судя по твоим рассказам, ты настоящая странствующая голубка.

— Это метафора? — поинтересовалась Лора, опуская кружку на стол, и переплетая его пальцы со своими.

— Нет. На самом деле была такая перелетная птичка — странствующий голубь. Летала себе над нашим континентом из конца в конец, но ее зачем-то полностью истребили лет сто назад.

— Жаль. — Лора наклонила голову набок и принялась изучать Курта так внимательно, словно собиралась набросать на салфетке его портрет. — Знаешь, мне нравятся твои растрепанные волосы. Они многоцветные. Есть пряди совсем светлые, есть темно-русые, есть почти каштановые…