Песчаный Человек должен был провести стаю трудным, почти непреодолимым для человека путем от Места Пересечения до Кзарна. Провести «вдоль течений, исходящих из этого неописуемого места и ощутимых только обитателями пустыни». Так говорил Стервятник, и Олимус в глубине души считал его слова бредом. Он не доверял проводнику-дикарю, но убедился в том, что у него нет выбора.

…Двое всадников удерживали Песчаного Человека на двух цепях, прикрепленных к ошейнику. Существо металось, издавая высокие тоскливые звуки, пока его не успокоили ударами плетей. После этого Олимус начертил на песке знаки, смысла которых сам не знал, — его научили этому в Дарм-Пассарге.

Знаки возымели странное, почти гипнотизирующее действие. Песчаный Человек долго и внимательно изучал их. Когда барону показалось, что дальнейшее ожидание бессмысленно, урод сорвался с места и побежал, натягивая цепи.

Никому из людей еще не приходилось видеть такого уродливого аллюра. Пустынное существо передвигалось, как животное, опираясь на все четыре конечности и оставляя за собой бесформенные следы. Оно выписывало плавные кривые, но, оглядываясь на тянувшийся позади отряд, Олимус неизменно видел идеально прямую линию.

Проводник вел стаю в течение нескольких часов с приличной скоростью, не требуя ни пищи, ни воды. Его голое тело даже не покрылось потом. Он дышал ровно, как хороший скакун. Ветер, несущий песок, не причинял ему никаких неудобств.

Темные скалы на горизонте постепенно увеличивались в размерах, пока не превратились в две отвесные стены сужающегося коридора, в который, как в воронку, погружалась стая. Стены были настолько высокими, что вскоре закрыли большую часть неба и обе луны. Мосты, переброшенные через ущелье на невообразимой высоте, отбрасывали на землю решетчатые тени…

В конце концов, путь по дну ущелья привел оборотней на равнину, над которой уже не было неба и светил. Твердый купол темноты накрыл затхлое пространство с невидимыми границами. Олимус почувствовал разлитый в воздухе запах. Это был забытый запах из детства. Ни с чем не сравнимый аромат травохранилища. Было что-то невыразимо зловещее в этом ненавязчивом отзвуке прошлого.

Потом впереди забрезжил лиловый свет. Призрак предупредил Олимуса, что надо опасаться этого места и злых шуток, которые могло сыграть с человеком собственное воображение. Когда Люгер вспоминал об этом, Олимус слышал незнакомый ему голос аббата Кравиуса: «Отсюда начинается дорога на юг. Для тех, кто не хочет блуждать по кругу. Здесь каждый находит то, с чем не хотел бы встречаться».

Самому барону было достаточно увидеть силуэт, темнеющий на горизонте, чтобы узнать очертания шуремитского монастыря, где десять лет назад он совершил свое первое убийство.

Туда он действительно не хотел возвращаться, но неудержимая сила «течения» влекла Песчаного Человека к месту, откуда начинались все другие пути.

Стая разбила лагерь у подножия хребта, неподалеку от монастырских стен. В отличие от настоящего предгорья здесь стояло полное безветрие. Поскольку смена дня и ночи была чисто условной и время кое-как измерялось песочными часами, барон Гха-Гул решил сразу же отправиться в монастырь. Он пошел к воротам один, положившись на свое чутье и свой меч. Он чувствовал спиной сотни настороженных взглядов, которыми его провожали оборотни.

Разлитое повсюду лиловое сияние почти не оставляло теней. Олимус нашел ворота незапертыми. Петли пронзительно заскрипели, когда он толкнул одну из створок. Монастырский двор был в точности таким, каким он его запомнил. Застывший в неподвижности сад казался вылепленным из воска. Аккуратное здание церкви возвышалось над домом аббата и домом для гостей. Службы, прилепившиеся к южной стене, сливались в серый неразличимый ряд. Не хватало только одной детали — человеческого присутствия. Монастырь представал не просто вымершим. Здесь не осталось даже следов пребывания монахов.

Олимус прошел по главной аллее и, повинуясь невнятному импульсу, повернул в сторону травохранилища. Ему все меньше нравились декорации к еще не начавшемуся спектаклю. Но изменить что-либо было не в его силах. Он до сих пор не знал, что именно должно произойти, чтобы открылась дорога в Кзарн.

Возле двери травохранилища он услышал какой-то шорох, доносившийся изнутри. Шорох, шум движения, но не звуки дыхания. Он открыл дверь и вошел в полутемное помещение, наполненное запахами зелий и трав. Кроме того, тут было изобилие склянок, ванн, горшков и ступ. Над низким деревянным столом склонилась массивная фигура в монашеской рясе.

Капюшон был поднят, но Олимус уже догадывался, кто это. Он разглядел толстые окровавленные пальцы, перебиравшие пучки каких-то растений. Человек обернулся, и барон Гха-Гул увидел его лицо.

К чести своей, Олимус даже не вздрогнул, потому что был готов к худшему. Он только нервно усмехнулся.

Травник Ворос улыбнулся ему в ответ. Олимус ощупывал его взглядом. Он изучал рану в животе, окруженную пятном запекшейся крови, и рану на шее — черную, с рваными краями, но уже бескровную. На своем коротком веку он повидал немало мертвецов и точно знал, что такие повреждения смертельны.